ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ ИСТОРИОГРАФИИ

(*Teoria e storia delia storiografia*, 1917) работа Кроче, содержащая изложение его методологии исторического познания, обосновывающая неразрывность связи истории и философии как *абсолютного историцизма*. Текст был написан в 1912-1913, издан отдельной книгой на немецком языке в 1915, в 1917 на итальянском как завершающий четвертый том *Философии духа* (т. 1 *Эстетика как наука о выражении и общая лингвистика*, 1902; т. 2 *Логика как наука о чистом понятии*, 1909; т. 3 *Философия практики*, 1909). В 1927 к тексту работы были добавлены *Маргиналии*. Структурно работа состоит из двух частей. Первая часть *Теория историографии* (содержит 9 глав) с примыкающими к ней *Маргиналиями* (3 приложения) призвана утвердить принципы новой историографии как противостоящей позитивистским методологическим установкам и исходящей из круга идей Вико и Гегеля, переинтерпретированного в ключе неогегельянства. Конституирующая идея работы, задающая ее органическое единство с остальными частями *Философии духа* трактовка действительности как процесса саморазвития духа, индивидуализирующегося в исторических явлениях. Философия как учение о духе есть в этом смысле история становления процесса самопознания духа, а тем самым и творения действительности. Индивид, творя историю, переживает и переосмысливает прошлое в настоящем, соотнося интуицию единичного со всеобщим. Философия как история есть предпосылка действования, что требует трактовать историю как историю современности. Понимание и объяснение исторических событий всегда находится внутри самого процесса мышления, тесно связано с личностью мыслящего его историка, ведомого *волей Провидения* и руководствующегося своими нравственно-религиозными установками и идеями (главной из которых для самого Кроче является идея свободы, понимаемая в духе его либералистских политических взглядов). Вторая часть работы *Вокруг истории историографии* (8 глав) посвящена анализу его видения становления европейской исторической мысли. *Т.иИ.И.* Кроче начинает с анализа того, чем не может являться современно понятая историография. Ключевым для него является понятие современности. История современна в той мере, в какой факт, из которого она творится, живет в душе историка (при этом историк *должен иметь в своем распоряжении удобопонятные документы*; историю можно построить *только на документах, либо на пересказах, ставших документами*). Настоящее есть основа исследования фактов минувшего: *они входят в нынешнюю жизнь и откликаются на нынешние, а не былые интересы*. Современность внутреннее свойство всякой истории, она рождается в мысли и воплощается в письмо и в этом качестве, как духовный акт, лежит вне времени (вне прошлого и будущего), но всегда находится в единстве с жизнью (дающей импульс к толкованию документа). *...Всякая история в отрыве от живых документов есть лишь пустое изложение, лишенное достоверности именно в силу своей пустоты*. В этом смысле историю необходимо отличать от хроники. Выхолощенная, сведенная к пустым толкованиям история, скрепленная актом воли, репрезентирующая невозвратимое прошлое, и есть хроника. При этом *историю и хронику нельзя считать двумя формами истории, которые либо независимы друг от друга, либо одна подчинена другой. Это два различных духовных подхода. История жива, хроника мертва, история всегда современна, хроника уходит в прошлое, история преимущественно мыслительный, хроника волевой акт. Всякая история превращается в хронику, если не подлежит осмыслению, а лишь регистрируется с помощью абстрактных слов, некогда служивших конкретным средством ее выражения*. Отсюда парадокс сначала история, потом хроника. *Сначала живое, потом мертвое. А утверждать, будто хроника породила историю, все равно что вести происхождение живого человека от трупа, который в той же мере является останками жизни, в какой хроника является останками истории*. Элементами же исторического синтеза, ее подлинными источниками являются документ и критика, жизнь и мысль. *История, чьи источники находятся вне ее, чистейшая химера, и ее надобно отбросить наряду с химерой истории, которой предшествует хроника*. Однако минувшая (пустая) история способна возродиться, если того потребует сама жизнь. Дух в каждый отдельно взятый момент и творит историю, и сотворяется ею. *То есть несет в себе всю историю и совпадает в ней с самим собой. Смена забвения в истории воскрешением не что иное, как жизненный ритм духа*. В этом же ключе историю следует отличать от псевдоисторий. Речь идет прежде всего о том, что можно, согласно Кроче, обозначить как филологическую историю (в качестве частного случая которой и может быть рассмотрена хроника). *Филологическая история сводится к слиянию многих книг или их частей в новую книгу, т. е. к процессу, который в нашем языке определяется термином *компиляция*. Причем компиляции нередко приносят пользу избавляют от труда перерывать горы книг, однако никакой исторической мысли не содержат*. Филологическая история обращается с источниками как с вещью, при этом пытаясь убедить себя и других в том, что *изложение или процитированный документ и есть твердая почва истины*. Тем самым она, как и хроника, ищет достоверность не внутри себя, а в авторитете, на который можно сослаться. *...Филологическая история может быть верной, но не может быть истинной*. Иной де фективной формой истории, согласно Кроче, является поэтическая история, в которой заинтересованность мысли подменяется заинтересованностью чувства, а логическая последовательность эстетической. *Поскольку история не что иное, как история духа, а дух не просто ценность, но единственная ценность, то история не может быть историей ценностей; и, коль скоро именно в историографическом сознании дух выявляет себя как мысль, то главная ценность историографии есть ценность мысли. Именно по этой причине определяющий принцип историографии не может быть, что называется, ценностью *чувства*: чувство есть жизнь, а не мысль, и когда эта жизнь находит выражение, еще не обузданное мыслью, тогда получается поэзия, а не история*. Здесь факты выявляются в их связях, а придумываются. Ошибка же состоит не в том, что она делает, а в том, на что она претендует, т.е. в претензии на статус истории. Особняком по отношению к псевдоисториям, но типологически близка к ним, согласно Кроче, так называемая ораторская или риторическая история, подчиненная практическим целям (проповедь, воспитание и т.д.). С этой историей поэтому нельзя полемизировать, но можно относиться к теории этой истории. То же, что называют тенденциозной историей есть, по Кроче, история либо поэтическая, либо практическая (риторическая). Все эти псевдоистории неуничтожимы, т.к. представляют собой *не что иное, как негативный или диалектический момент духа, необходимый для конкретизации момента позитивного, для реальности духа*. Заблуждение, по Кроче, не Калибан, а, скорее, Ариэль, который *дышит, где хочет, зовет и волнует, но неуловим, ибо нематериален*. Другая опасность, кроме псевдоисторий, подстерегающая историю как современность (как познание вечного настоящего) призрак (*претензия*) всеобщей истории, претендующей на создание общей картины всех деяний рода человеческого. *...Всякому непредубежденному взгляду, без опоры на логические выкладки, очевидно, что любая из *всеобщих историй*, если она подлинная, является самой что ни на есть *частной историей*, которая вызвана к жизни частным интересом, посвящена частной проблеме и содержит факты, отвечающие только этому интересу и способствующие разрешению только этой проблемы*. Идея всеобщей истории может быть репрезентирована для различных эпох тремя именами Полибия, Августина Блаженного и Гегеля. С точки зрения Кроче, *история всегда является частной и всегда специальной, и как раз эти два определения представляют собой подлинную и конкретную всеобщность, подлинное и конкретное единство*. Однако отвержение всеобщей истории не означает отвержение познания всеобщего в истории. *Частное и конечное в своей частности и конечности детерминировано мыслью, а потому одновременно познается как всеобщее в форме частного. Конечное и частное в чистом виде существуют только как абстракции... История это мысль, и следовательно, мысль о всеобщем, о всеобщем в его конкретности и оттого в его детерминированности частным. Нет явления, сколь бы незначительным оно ни казалось, которое можно было бы воспринять (т.е. пережить и осмыслить) иначе, как явление всеобщее*. Обращаясь ко всеобщему в этом смысле слова, исходя из современности, история сливается с философией, снимая дуализм имманентного и трансцендентного в последней. Соответственно и философия в этих новых отношениях *не может быть ничем иным, как методологическим моментом Историографии, разъяснением основных категорий исторического суждения или основных понятий исторического толкования*. История, становясь актуальной историей, освобождается *от боязни не познать всего* (*оно не познано только потому, что уже было или еще будет познано*), а философия, становясь исторической философией, избавляется *от отчаяния перед лицом вечно недостижимой, конечной истины*, в обоих же случаях происходит освобождение от призрака *вещи в себе*. Трансцендентная точка зрения на реальность представлена, согласно Кроче, в так называемой *философии истории*. Имманентная, как противоположная первой, в так называемом *детерминизме* (он же натурализм). При этом вторая точка зрения с неизбежностью воспроизводит первую в своем непреодолимом стремлении отыскать *истинную (последнюю) причину*. Следовательно и натурализм *всегда стремится увенчать себя философией истории*. *И напротив, продолжает Кроче, всякий философ истории является натуралистом в силу своего дуализма, ибо мыслит понятиями Бога и мира, Идеи и факта, внешнего или подчиненного этой Идее; царства целей и подвластного ему царства причин, града небесного и града земного, всегда в той или иной степени сатанинского*. Собственно же *философия истории* носит самоочевидный поэтический характер, будучи подчинена идеям воплощения либо этноцентризма, либо стремления к царству Свободы, либо еще какой-нибудь идеи. Избавившись же от призраков *философии истории* и *детерминизма*, мы вновь оказываемся перед некоей суммой бессвязных фактов. *Методическое сомнение прежде всего наведет нас на мысль о том, что эти факты суть недоказанное предположение, и заставит выяснить, возможно ли его доказать; а пустив в ход пробный камень доказательства, мы в конце концов придем к выводу, что этих фактов в действительности не существует*. Факты оформляются духом. *Причина и цель факта, осмысленного в его конкретности, могут находиться только внутри и никогда вне этого факта, они совпадают с его реальным количеством или с его качественной реальностью. Поскольку (заметим мимоходом) определение факта как реального, но с неведомой природой, констатированного, но непознанного, опять-таки иллюзия натурализма (предвестница еще одной иллюзии *философии истории*): в мысли действительность и качество, существование и сущность одно целое, и нельзя объявить факт реальным, не зная, что это за факт. т.е. одновременно не квалифицируя его*. Осмысливание данного факта в его конкретности есть переживание постоянного возникновения развертывания нашей исторической мысли при одновременном прояснении истории историографии в ее таком же постоянном развертывании. В этом смысле мы не больше греков знаем о *причинах* цивилизации или о Боге (богах), но теорию той же цивилизации мы знаем куда как лучше греков. Вывод, сделанный Кроче из этой части его анализа гласит: *...Нет ни философии, ни истории, ни философии истории, а есть история, являющаяся философией, и философия, являющаяся историей, заключенной в ней*. Он предлагает заменить знаменитую максиму, гласящую, что *истории надлежит не судить, а объяснять, и она должна быть не субъективной, а объективной*, на иную: *история должна высказывать суждения и обязана быть решительно субъективной*. Суть ее заключается в том, чтобы превратить историю, которая была жизнью, в мысль, в которой нет больше места противоположностям воли и чувств. *Для истории нет хороших и плохих фактов, для нее все факты хороши, когда осмыслены во всей своей глубине и конкретике; в ней нет враждующих партий, в ней все входят в одну партию в этом и состоит суть исторического взгляда*. Лишь то, что *хранится и обогащается в ходе истории, и есть сама история, жизнь духа; прошлое живет лишь в настоящем, преображаясь в нем как его сила*. Став настоящим, это прошлое *живо вечной жизнью*, именно постольку, поскольку стало настоящим. *Освобожденная от рабского подчинения потусторонней воле и слепой естественной необходимости, от трансцендентности и ложной имманентности (которая в свою очередь есть трансцендентность), мысль воспринимает историю как творение человека, как продукт человеческого ума и стремлений; так возникает форма истории, которую мы назовем гуманистической*. Она исходит из того, что: *Только та часть истории, которая занимается человеком, проницаема для разума и потому открывает возможность рациональных объяснений. Все, что идет от противного, может быть названо, но не объяснено: это материал для истории, а в лучшем случае для хроники*. Творец этой истории *дух в процессе его вечного самоопределения*, *подлинная история это история индивидуального в его всеобщности и всеобщего в его индивидуальности*. История тем самым есть всегда история человека. В ней факты и периодизации имманентны порождающей их мысли, а история и акт мысли тождественны. Однако это тождество, которое есть различие. *Акт мысли есть сознание духа, идентичного сознанию, вследствие чего этот акт является актом самосознания. А самосознание привносит в тождество различие: различие субъекта и объекта, теории и практики, мысли и воли, общего и частного, воображения и ума, пользы и нравственности, иными словами, все возможные различия тождества при всех возможных исторических конфигурациях вечной системы различий perennis philosophia [вечная философия]. Мысль это суждение, а высказывать суждение значит различать, объединяя; и различие здесь не менее реально, чем тождество, а тождество - не менее, чем различие; они реальны не как две различные реальности, а как единая реальность, представляющая собой диалектическое единство (или диалектическое различие)*. Тем самым, согласно Кроче, прогресс философии и прогресс историографии неотделимы друг от друга (*мысль осмысляет явления постольку, поскольку различает их в их особенности и потому не создает никакой иной истории, кроме истории идей, фантазий, политических действий, апостольских миссий и тому подобного*). *...Мысль всегда направлена на историю, на историю действительности, которая едина, и вне мысли нет ничего, поскольку природный объект, взятый именно как объект, есть не более чем миф, а в реальности своей он не что иное, как все тот же человеческий дух, который налагает свои схемы на прожитую и осмысленную историю или на оставленные ею следы*. Изменение понимания философии влечет за собой и изменение представления о предназначении философа. Изживается *образ философа, блаженствующего в Абсолюте*, а *с исчезновением философа *вообще* канет в Лету теолог или метафизик, он же Будда или *пробужденный*. Вторую часть своей работы *Вокруг истории историографии*, посвященную становлению европейской исторической мысли, Кроче предваряет выявлением основных периодов этого становления через уточнение метода истории. Проделанный анализ позволяет сделать Кроче вывод о том, что *история историографии не является ни литературной историей, ни историей культурных, социальных, политических, нравственных, т.е. практических по своей природе, явлений. В силу самотождественности истории все они в ней присутствуют, но акцент делается не на практических манифестациях истории, а на ее субъекте историографической мысли*. Тем самым *история историографии есть история исторического мышления; в ней невозможно разграничить теорию истории и саму историю* (*мышление есть различение, в том числе самого мышления от чувства и воли, но не мышления от него самого, ибо оно и есть принцип всякого различения*). *...Историк одновременно с историческим фактом всегда так или иначе осмысляет теорию истории. Но из этого вывода следует еще один: вместе с теорией истории он осмысляет теорию всего, о чем он рассказывает. Ибо нельзя излагать, не понимая, а значит, не теоретизируя*. Таким образом и анализ метода показывает, согласно Кроче, что нельзя развести историческое и философское мышление, которое в конкретном проявлении всегда едино. Но не держится такое разграничение и с точки зрения философии, *поскольку всем известно (во всяком случае, все это утверждают), что каждая эпоха имеет философию, ей присущую, философия это само сознание эпохи и как таковое ее история, хотя бы в зародыше; или, по нашему выражению, философия и история едины. А если они едины, то едины и история философии с историей историографии; вторая не только неотделима от первой, но даже не может быть подчинена ей, ибо составляет с нею единое целое*. Отсюда становление европейской историографии Кроче связывает со становлением философии и преодолением мифологической истории в античной Греции, а затем ее развитием в Риме (Геродот, Фукидид, Ксенофонт, Полибий, Ливии, Тацит и др.). Античная история, как и античная философия, не выработала понятия духа, поскольку была натуралистичной. В ней не был решен вопрос о смысле истории. Даже самым крупным античным историкам не удалось обосновать автономию историографического труда. *Античную историографию не раз именовали *прагматической* такова она и есть, как в древнем, так и в современном смысле слова, поскольку, во-первых, сосредоточена на земной или человеческой стороне фактов, в особенности на политике (*прагматика* Полибия), и, во-вторых, поскольку стремится приукрасить ее цветистыми рассуждениями и нравоучениями (*аподиктика* того же историка-теоретика)*. Средневековая историография ввела понятие духовности. Была создана церковная история, не история Афин или Рима, а история религии и церкви. *В античном мире такого быть не могло, ибо там истории культуры, или искусства, или философии не выходили за пределы эмпирики, тогда как предмет церковной истории дух, с высоты которого она объясняет и оценивает факты*. В христианстве история становится историей истины и признает только свой собственный закон разум, рассудок, провидение. Возникает идея направленности истории и ее всеобщности как устремленности к Богу. Концептуально разработка средневековой концепции в целом была завершена уже Августином (через задание оппозиции градов земного и небесного и разработку эсхатологии) *дальнейшие изменения вносили только инакомыслящие и еретики*. В позднем Средневековье происходит становление светской историографии. *И все же Средневековые идеи сохраняют свое главенство даже среди сторонников империи и противников церкви;лишь немногие решаются на отрицание, форма которого колеблется между скептической и шутовской*. Отрицание христианской трансцендентности взяла на себя эпоха Возрождения. Она обосновывала идею возвращения к античности наиболее ярко в истории гуманистического типа (важно и то, что в эпоху Возрождения история заговорила на народных языках). *И все же вера в возможность возрождения не более чем иллюзия: ничто не возрождается таким, каким оно было, и ничто былое нельзя уничтожить; даже когда повторяешь мысль, высказанную в античности, ее приходится по-иному защищать от нового противника, и тем самым она сама становится иной*. *Гуманизм* в этой перспективе выступает как новое имя для *человечества*, которого античный мир не знал и которое впервые появилось в христианской средневековой мысли. В это же время сложилось и само представление о Средневековье как целостной эпохе, *разорвавшей античность и Возрождение. *Тому же сознанию, что породило гуманизм, открылись и раздвинувшиеся границы мира, открылись народы, о которых не упоминается в Библии и ничего не знала античность...* Однако в целом в эпоху Возрождения сохранялся прагматический взгляд на историю, возвращается идеи круговорота и роли Фортуны в истории. Следующий этап Просвещение, осознававшее себя как эпоха Разума, культивирующая гуманитарность и идею прогресса. Возникает *философия истории*, но основу мировоззрения составили естествознание и математика, а не история. В то же время Вольтер, наряду с идеей *философии истории*, концептуализировал и идею критики, но она в данном контексте вела и к дискредитации прошлого *прошлое утратило ценность или, точнее, сохранило ее исключительно как отрицательный пример*. Просвещение заслужило даже название *антиисторической эпохи* (*антиисторический 18 век*). *Рационализм Возрождения был основным плодом уравновешенного, избегающего излишеств, гибкого, артистичного итальянского ума, а рационализм Просвещения продуктом радикального, последовательного, склонного к крайностям, логического французского ума. [...] Триумфом и катастрофой Просвещения явилась Французская революция, она же стала одновременно катастрофой и катарсисом его историографии*. Реакцией на эту историографию выступили ностальгическая и реставрационная ориентации романтизма, обе медиевизированные. *Историография прочно переплелась с историческим романом, в котором и у родоначальника этого нового литературного жанра Скотта, и у его бесчисленных последователей из всех стран отразилась все та же ностальгия*. Поэтизация прошлого несла в себе угрозу дисбаланса критики и идеала, однако обращение к нему позволило сформировать понятие развития (Просвещение обсуждало проблему прогресса, но не развития). В романтизме идея развития *переросла в общее убеждение, обрела плоть, последовательность, силу и власть*, став центральным понятием *идеалистической философии, нашедшей свою кульминацию в гегелевской системе*. История стала рассматриваться как процесс закономерного развития, причем это понятие стало распространяться и на античность, и на восточные культуры. *Понять историю как развитие значит понять ее как историю идеальных ценностей, ибо только они способны развиваться...* Одним из центральных в историографии становится понятие нации, а понятие *национальность* приходит на смену *человечеству*, *свободе*, *равенству* и другим идеям прошлого века, утратившим весь свой недавний блеск*. Через этот национализм универсализм обретает свое конкретное измерение, всеобщность проявляется теперь только в своих исторических воплощениях, в число которых входят и нации как продукты и одновременно факторы развития. *Рост национального сознания приводит к возрождению европеизма, который в предшествующую эпоху был оттеснен на задний план просветительским натурализмом и реакцией против исторических идей античности и христианства, хотя совершенно очевидно, что история, созданная европейцами, не может не быть *европоцентристской* и только в связи с развитием греко-римской, христианской и западной культур становятся для нас понятными культуры, следовавшие по иному курсу; история это не выставка культур, где награждается самая примерная*. Утверждение универсального статуса личности ведет к новой концепции биографического жанра. Главное же в историографии романтизма *стремление к органическому соединению всех отдельных историй духовных ценностей: применительно к каждому народу и каждой эпохе между религиозными, философскими, поэтическими, художественными, правовыми, этическими явлениями устанавливается соответствие как между факторами единого процесса развития*. Девиз историографии романтизма восходит, согласно Кроче, к Вико, потребовавшего объединения философии и филологии, слияния истины с достоверностью, идеи с фактом. *Благодаря всем этим достижениям новый век заслужил славное имя *века Истории*, которую он обожествил и в то же время очеловечил как никогда прежде, которой присвоил центральную роль в жизни и мысли*. Однако романтизм был и *злосчастным временем философий истории, трансцендентных историй*, идеологизированных концепций и *всеобщих историй*. Еще одна версия историографии позитивистская. Она провозгласила приоритет фактов, разделение истории и философии (последней была противопоставлена социология как методология истории), ориентацию на удостоверение, а не на оценивание фактов, на их нейтральность. Центральная фигура этой историографии Л.Ранке, утверждавший, что не берется судить прошлое или давать советы на будущее, но может показать *как все было на самом деле*. Отдавая должное позитивизму, Кроче свою программу новой историографии строит как его последовательное преодоление, возвращаясь к переформулировке ряда идей романтизма и преодолевая отвлеченность гегельянства.

теория и история историографии—ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ ИСТОРИОГРАФИИstrongTeoria e storia dlia storiografia работа Кроче содержащая изложение его методологии исторического познания обосновывающая неразрывно...История философии II
теория и история историографии—ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ ИСТОРИОГРАФИИ Teoria e storia delia storiografia работа Кроче содержащая изложение его методологии исторического познания обосновывающая неразрывность ...Энциклопедия История философии