ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН

ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН— роман, действие которого развертывается на фоне исторических событий. Зачатки исторического романа можно усмотреть уже в Александрийскую эпоху не только в исторических именах, которыми наделяет своих героев, в стиле своего романаХайрейиКоллирояподражающий Фукидиду, Харитон Афродисийский, но, в особенности, в романах об Александре Великом и о Троянском походе, написанных в первые века нашей эры и получивших в средние века в многочисленных версиях и переделках огромное распространение по всей Европе. Однако, встречающий нас здесь налет якобы-историзма является едва ли не только удобным приемом с целью заставить читателей с наибольшим доверием отнестись к той неудержимой фантастике, которая переполняла все эти произведения. Если в Александрийском и средневековом романе систорической окраской история является служанкой мифологии, то визобилующем историческими мотивами французском романе XVII в. (Д'ЮрфеАстрея, романы Гомбервилля, Кальпренеда, который, порицая антиисторизм своих предшественников, свои произведения даже называл «историями», m-me Скюдери), наоборот сталкиваемся со своего рода историческим наивным реализмом, не дававшим его авторам возможности, изображая далекое прошлое, минувшие века, отвлечься от окружающей их современности. Пастушеская идиллияАстреи развертывается на кровоточащем фоне Галлии V в., Гомбервилль и, в особенности, Кальпренед, заимствуют свои сюжеты из Плутарха, Тацита, Светония и др. (так, в романе Кальпренеда „Cleopatre, la belle Egyptienne“ рассказывается по Плутарху история отношений дочери Юлия Цезаря, Клеопатры, Помпея и Марка Антония; сюжет другого романа «Faramond» взят из истории франков и т. п.). Однако, у варварских народов начала нашей эры оказываются парки, ничуть не уступающие знаменитому Версалю с фонтанами, мраморными статуями, геометричностью аллей и куртин, а все эти парфяне, македонцы, египтяне и остготы мыслят и чувствуют так, как мыслил и чувствовал любой образованный француз середины XVII в.Что касается m-me Скюдери (особенность некоторых ее романов — выбор более близких исторических эпох, так в романе «Mathilde» перед нами проходят в качестве действующих лиц Петрарка, Лаура, Боккаччио), она сознательно придавала своим произведениям историческую видимость, с целью маскировать ею портретность изображений некоторых своих современников. Эта зияющая пропасть между исторической действительностью и бравшимися изображать ее романами, дававшими «ткань происшествий известных, но переиначенных, именем знаменитых, но которых часто совершенно узнать нельзя», была ощутима уже и в момент их первого появления. Так, в известном памфлете Буало „Les héros de Roman“, герои романов, наделенные звонкими историческими именами, явившись в тартар, немало удивляют подземных богов своими странными речами и несообразными поступками: знаменитый полководец Кир разучился командовать, но зато расплакался от нахлынувших воспоминаний о своей неверной «возлюбленной», кровожадные царицы древности пишут мадригалы своим врагам и вздыхают о царстве нежности и т. д. В результате подземные боги с позором изгоняют из своих пределов этих псевдо-героев, эти «фальшивые тени», «пошлые копии, списанные с первого встречного современника». Но только с развитием исторической науки, раскрывшей всю несхожесть отдаленных исторических эпох и между собой, и с данной современностью и вместе с тем показавшей внутреннее культурное единство всех сторон жизни, их образующих и выражающихся столько же в идеях и чувствованиях, в одежде и языке, мог возникнуть подлинный исторический роман, как мы его понимаем в настоящее время — художественная реставрация той или иной исторической действительности. Восставая против рационалистических абстракций классицизма XVIII в., требуя в противовес им точной и согласной с действительностью разработки времени (couleur historique) и места (couleur locale), в рамках которых располагается действие данного художественного произведения, романтики указали и метод такой реставрации. Таким образом, к началу XIX в. все условия создания нового исторического жанра романа были налицо. Честь выпуска в светпервого исторического романа принадлежит Шатобриану, «Мученики» которого (пятитомный роман из эпохи Диоклетиана) появились в 1807 году.

В поисках местного колорита Шатобриан изъездил места действия своего произведения — Афины, Рим, Иерусалим, — условие, сделавшееся обязательным для всех последующих авторов исторических романов. Однако, отцом исторического романа, сообщившим могучий импульс в этом направлении всему европейскому художественному творчеству, должно считать Вальтер-Скотта (1771—1831), этого, по словам Пушкина, «шотландского чародея», «который увлек за собой целую толпу «подражателей», действие которого «ощутительно во всех отраслях ему современной словесности». Исторические романы Вальтер-Скотта, сюжеты которых он заимствовал из родной ему шотландской («Веверлей», «Ламермурская невеста», «Пертская красавица», «Иванхоэ», «Роб-Рой» и др.), английской «Айвенго» и др. и общеевропейской («Квентин Дорвард», «Карл Смелый», и др.) истории, в пределах от завоевания Англии норманнами до XVIII в., начали выходить в свет один за другим после 1814 г. Блестящая эрудиция, мастерское изображение средневекового быта, архаичность языка, художественное правдоподобие его героев при всей героизации их в стиле народно-эпического творчества, — ставят его романы на недосягаемую высоту не только в сравнении с английскими предшественниками, писателями XVIII в. (Вальполь с его знаменитым романом «Замок Отранто» 1764 г., Радклифф, С. Лии др.), которые первыми начали погружать свои произведения в потемки средневековья, в таинственную тень готических замков и церквей, но и делают их до сих пор одним из лучших образцов исторического романа вообще. Большим или меньшим влиянием Вальтер-Скотта окрашены решительно все исторические романы, появившиеся в европейских литературах за первую половину XIX в., не исключая и таких значительных произведений, как «Сен-Марс», А. де-Виньи, по признанию автора написанный в модном роде, с целью обратить внимание на его до тех пор незамечавшиеся стихи, и, действительно доставивший ему громкую известность; «Хроника царствования Карла IX» (1829 г.) Мериме и даже романы В. Гюго («Ган Исландец», «Маска смеха» и «Собор Парижской богоматери», 1831 г.). Написанию всех этих произведений предшествовала самая тщательная научная подготовка: А-де-Виньи изучил для своего романа около трехсот исторических исследований и рукописей, знаменитый роман Гюго «Собор Парижской богоматери» блещет исключительной эрудицией в области топографии средневекового Парижа. Однако, говорить об их исторической правде можно только условно. А-де-Виньи в предисловии к «Сен-Марсу» — «размышления об истинности в искусстве», — набрасывая поэтику исторического романа, прямо указывает, что пути историка и художника резко иные. Для первого единственно ценным является сомнительная истинность добываемых им мертвых исторических фактов; второй творческой своей интуицией, в основу которой кладется та или иная легенда, создает некое новое бытие, при всей своей идеальности, ничуть не уступающее реальной правде данной исторической действительности. «Собор Парижской богоматери» написан в блестящих импрессионистских тонах, с изумительным, окрашенным влиянием Шатобриана, проникновением в жизнь предметов (критика давно указывала, что главным и единственным героем романа является тот величественный готический собор, на зловеще-торжествснном фоне которого развертываются все его пестрые происшествия); что же касается его человеческих образов, то они автору явно не удались и говорить об их художественно-исторической правде не приходится. В Италии творчество Вальтер-Скотта нашло себе наиболее блестящее отражение в романе Манцони «Обрученные» (promessi sposi; первая редакция в 1825—27 г.г.). В отличие от романов Вальтер-Скотта с их аристократической тенденцией, сказывающейся и в романе А. де-Виньи, Манцони кладет начало народному историческому роману, рассказывая историю любви двух простых крестьян, насильственно отторгаемых друг от друга и после ряда всяческих испытаний, которыми была так чревата изображаемая историческая эпоха (период испанского засилья, знаменитой Миланской чумы), благополучно соединяющихся в конце романа. В свою очередь под влиянием Манцони написаны исторические романы Гверацци («Осада Флоренции», «Беатриче Ченчи»), Массимо д'Адзелио и др. В Германии влияние Вальтер-Скотта породило романы Вилибальда Алексиса (Геринга), этого «Скотта Бранденбурга», произведения которого («Штаны рыцаря Бредова» и др.) отличаются смелым юмором, замечательный роман Шеффеля — «Эккегард» (из жизни Швабии X в.), в котором твердая научно-историческая почва только способствует силе и свободе творческого полета. Этого отнюдь нельзя сказать о развитии немецкого исторического романа вообще, пошедшего как раз теми путями, против которых восставал А. де-Виньи. Большинство немецких авторов, по большей части ученые — египтолог Эберс (1837—98 г.г. романы «Дочь Фараона», «Император» и др.), историки Дан («Борьба за Рим», 1876, «Крестоносец» 1885), Гаусрат («Антиной») и др., — смотрят на роман, как на средство для популяризации своего научного знания, отягощая его бесконечным историко-археологическим балластом. Зато в дальнейшем развитии французского исторического романа история, как раз наоборот, является всего лишь наиболее удобной почвой для безудержного расцвета романа приключений. Образцы последнего дает, по занимательности своей не имеющее равного в мировой литературе, творчество А. Дюма-отца (1802—1870), в многотомной серии своих, по большей части, свободно переливающихся друг в друга романов с чисто-галльским весельем и блеском пробегающего сквозь всю французскую историю до великой революции включительно. Совершенно новый образец художественно-исторического творчества — знаменитое произведение Флобера «Саламбо» (1862), представляющее героическую попытку воскресить почти неведомую нам Карфагенскую культуру. Роман выполнен ни разу не дрогнувшей рукой художника-парнасца и дышет подлинным «пафосом расстояния», переливая холодными огнями чуждой нам, но великолепной и трагической, потому что обреченной на гибель, красоты. Роман Флобера не оставил после себя никакой литературной традиции. Наобоޑ¬ Вальтер-Скоттовская струя забила в 80-е годы с новой силой в творчестве польского романиста Г. Сенкевича (романы из польской истории: «Огнем и мечом», «Потоп», «Пан Володыевский», «Меченосцы» и др., и из истории первых веков христианства — знаменитое «Quo vadis»). Тщательное изучение эпохи (в его романах почти нет фактических ошибок) соединяется в Сенкевиче с первоклассным художественным талантом, делающим чтение его романов почти столь же увлекательным, как чтение произведений А. Дюма-отца. Из других авторов исторических романов на Западе следует отметить англичанина Бульвера-Литтона (1803—1873 «Последние дни Помпеи» и др.), поляка Крашевского (1812—1887), шведа Рюдберга. В России с первой оригинальной попыткой исторического «повествования» сталкиваемся в основанной, по уверению автора, на исторической истине повести Карамзина «Наталья, боярская дочь» (1792). Однако, трудность овладения исторической эпохой в ней не только не разрешена, но и осознана автором, как неразрешимая. «Читатель догадается», — пишет он в коротком предисловии к повести, — «что старинные любовники говорили не совсем так, как здесь говорят они, но тогдашнего языка мы не могли бы теперь и понимать». В результате этого осознания действующие лица повести и говорят, и чувствуют на современном Карамзину литературном жаргоне сентиментализма. Влияние Вальтер-Скотта, показавшего, как можно заставить своих героев говорить на языке, свойственном их эпохе, так, чтобы он был понятен и современным читателям, сказалось, прежде всего, в Пушкине. Об его «Арапе Петра Великого», начатом в 1827 г., Белинский писал: «Эти семь глав неоконченного романа, из которых одна упредила все исторические романы г.г. Загоскина и Лажечникова, неизмеримо выше и лучше всякого исторического русского романа порознь взятого и всех их вместе взятых». Однако, в сознании современников гораздо больше, чем «Арап Петра Великого» и даже «Капитанская дочка» (1836) отразились создавшие славу этого жанра исторические романы Загоскина («Юрий Милославский» 1829, «Аскольдова могила» 1833, «Брынский лес» 1845 и мн. др.) и Лажечникова («Последний новик» 1831—33, «Ледяной дом» 1835, «Басурман» 1838 и др.). «Война и мир» Льва Толстого (1860), эта «Русская Илиада», где в гигантскую паутину истории затканы все борения и страсти человеческого сердца, все искания и печали человеческого духа, где рядом с исключительно меткими портретами великих участников событий 12-го года, дана широкая картина быта, — а вся эта воздушная постройка носится по темным волнам оригинального философско-исторического мировоззрения автора, — дает единственный в своем роде образец мирового исторического романа, в то же время не умещаясь целиком в рамках только этого жанра.

Между «Капитанской дочкой» и «Войной и миром» должна быть названа историческая повесть Гоголя «Тарас Бульба», условная романтика которой и прямо противоположная романам Сенкевича идеализация казачества не отнимают ее выдающихся художественных достоинств. Наоборот, излюбленный юношеством роман А. Толстого «Князь Серебряный» 1861 (из эпохи И. Грозного) мало оригинален, следуя с одной стороны композиционной манере западного романа, с другой — продолжая традиции романов Загоскина и Лажечникова. Из других русских авторов исторических романов, не считая Писемского с его «Масонами» (1880) должно назвать гр. Салиаса-де-Турнемир («Пугачевцы» 1874, в которых сказывается сильное влияние «Войны и мира»), Данилевского («Мирович» и мн. др.), Вс. Соловьева («Волхвы» 1889, «Великий Розенкрейцер» 1890 и др.), Мордовцева («Великий раскол», «Двенадцатый год» и мн. др.); из новейших — Мережковского (историческая трилогия «Христос и Антихрист», роман «Александр I») и В. Брюсова («Алтарь победы» и замечательный «Огненный ангел»).

См.:Сиповский. «Из истории русского романа»,Боборыкин— «Европейский роман»;Головин— «Русский роман и русское общество».