Локальные войны и военные конфликты XX в.

ВОЕННАЯ РАЗВЕДКА НАКАНУНЕ И В ХОДЕ РУССКОЯПОНСКОЙ ВОЙНЫ (19041905 ГГ.)

Памятник «Героям Русско-японской войны от благодарных потомков». Владивосток. Военно-исторический музей Тихоокеанского флота. Открыт в 2006 г.

Решая ведомственные задачи

В начале ХХ в. в Российской империи добыванием разведывательных сведений военного, военно-политического и финансово-экономического характера на Западе и Востоке занимались сотрудники нескольких министерств. Внешнеполитические курсы правительств иностранных государств интересовали работников Министерства иностранных дел, Министерства внутренних дел, Министерства императорского двора. Сотрудники Министерства финансов, Министерства торговли и промышленности собирали сведения, которые были необходимы для успешного решения финансовых и торгово-экономических проблем. Добыванием сведений о соседних государствах занимались даже представители Святейшего Синода - одного из высших органов государственно управления России.

Разведывательные сведения военного характера добывали офицеры Военного министерства и Адмиралтейства. Военная и военно-морская разведки действовали независимо друг от друга, каждая занималась сбором сведений, обеспечивавших деятельность руководителей соответствующих министерств и подчиненных им воинских формирований.

Таким образом, существовавшие в России в начале ХХ в. разведывательные органы занималась обслуживанием, главным образом, ведомственных интересов.

Еще одной особенностью деятельности структур, занимавшихся в той или иной степени добыванием сведений разведывательного характера, являлось отсутствие в России единого государственного органа, который бы занимался координацией разведывательной деятельности всех ведомств. Заинтересованные в получении разведывательных сведений об иностранных государствах правительственные органы России, используя возможности своих сотрудников, главным образом, обеспечивали решение собственных ведомственных задач.

В 1900-1904 гг. в России систематизацией и анализом добытых разведывательных сведений, а также подготовкой на их основе обобщающих докладов для высшего руководства страны тоже никто не занимался. Это положение можно объяснить лишь уровнем развития разведывательной деятельности. Подобные недостатки в те годы были присущи всем крупным европейским державам и Японии.

В Японии, в которой в те годы шло активное наращивание экономического и военного потенциалов, сбором разведывательных сведений о Китае, Маньчжурии и Дальневосточном регионе России занималась, главным образом, разведка, подчиненная Генеральному штабу императорской армии. Для японского политического руководства и командования армии интерес, прежде всего, представляли сведения о чужих территориях, их природных ресурсах и возможностях их завоевания.

В Санкт-Петербурге в начале ХХ в. на Японию обращали мало внимания. Считалось, что эта страна и ее вооруженные силы слабы и не смогут помешать расширению влияния России в Дальневосточном регионе.

В 1900-1904 гг. разведывательные сведения о Японии и ее вооруженных силах в интересах Военного министерства России и Генерального штаба русской армии добывали военные агенты - официальные представители Генерального штаба русской армии, работавшие в Японии, Корее, Маньчжурии и Китае. В качестве военных агентов в столицы зарубежных государств направлялись лучшие офицеры русской армии, отличившиеся на командных должностях, владевшие иностранными, как правило, европейскими языками. На их деятельность из казны ежегодно выделялось до 149 420 рублей из расчета 1200 рублей на каждого офицера.

Следует отметить, что в начале ХХ в. разведка русской армии приобрела некую завершенную организационную форму. Были созданы центральные и региональные органы управления, а также зарубежные структуры. Российская военная разведка эффективно действовала в европейских странах. Военные агенты успешно работали в столицах Германии, Франции, Великобритании, Австро-Венгрии, Румынии и других государств. Однако на Дальнем Востоке дело обстояло иначе. Несмотря на то, что Россия в конце XIX – начале XX вв. стала проявлять повышенный интерес к Дальнему Востоку и приступила к активному расширению своего влияния в Маньчжурии, органы русской военной разведки, призванные действовать в этом регионе, формировались медленно. Поэтому русская и в первую очередь военная разведка не успевали обеспечивать продвижение политических, экономических и военных интересов России на Дальнем Востоке.

Расширение присутствия России в Дальневосточном регионе и Китае потребовало усиления Приамурского военного округа, формирования русской Квантунской армии и создания в Маньчжурии в 1900 г. русских военных комиссариатов в городах Цицикар, Гирин и Мукден. Сотрудники этих комиссариатов должны были изучать территорию, население и обстановку в регионе и направлять эти сведения в штаб Квантунской области (со второй половины 1903 г. – наместнику царя на Дальнем Востоке). Но разведывательное изучение Россией Кореи, Маньчжурии и Китая начало развиваться с опозданием. США, Великобритания и Япония уже обозначили свою заинтересованность в этом регионе. Разведчики США, западноевропейских государств и Японии, появившиеся в Корее и Китае, ускоренно изучали обычаи, быт и нравы местного населения, овладевали местными языками, что позволяло им собирать ценные сведения.

Добывание сведений разведывательного характера о Китае, Корее и Японии, которая стала основным конкурентом России в этом регионе, в начале ХХ в. в русской армии организовывалось на двух административных уровнях.

Первый уровень – центральный. В 1903 г. Главный штаб русской армии перешел на новые штаты, которые предусматривали создание пяти управлений и квартирмейстерской части. За организацию военной разведки отвечал 1-й военно-статистический отдел управления 2-го генерал-квартирмейстера, которым командовал генерал-майор Я.Г. Жилинский. В состав отдела входило отделение по военной статистике иностранных государств. Отделение состояло из восьми подразделений, называвшихся информационно-аналитическими столами. Сотрудники этих столов занимались сбором и обобщением сведений о Германии, Австро-Венгрии, Англии и других европейских государствах. В поле зрения информаторов находились также Турция, Балканские страны, Персия, Афганистан, некоторые страны Африки, Австралия, Малайзия и Япония.

Основными «поставщиками» разведывательных сведений военного характера были военные агенты. На Дальнем Востоке эта категория русских военных разведчиков появилась только в конце XIX в. Одним из первых русских военных агентов, вполне успешно занимавшихся добыванием сведений о Японии, был полковник К.И. Вогак. В конце XIX в. русскому военному агенту, действовавшему в Китае, удалось завербовать немецкого подданного К.Э. Маукиша, работавшего в Китае переводчиком. С помощью Маукиша были добыты секретные японские кодовые книги, благодаря чему удалось получить информацию о японских планах завоевания провинций Китая и Кореи. Однако отсутствие среди русских военных агентов специалистов, знавших японский и китайский языки, не позволяло русской разведке в предвоенные годы (1900-1904) вербовать агентов из числа высокопоставленных китайцев или японцев.

Второй уровень – региональный. Организацией разведки на Дальнем Востоке занимались офицеры отчетного отделения штаба Приамурского военного округа (ближняя разведка) и разведка русского военно-морского флота. Однако, поскольку накануне войны единого органа (командования) по совместному использованию сил армии и флота на Дальнем Востоке не было², отсутствовало и общее управление силами военной и военно-морской разведок. Это обстоятельство оказало отрицательное влияние на формирование общего представления командования русской армии об уровне экономического и военного потенциалов Японии и направленности ее внешнеполитического курса.

Таким образом, добыванием разведывательных сведений о Японии занимались силы дальней (зарубежной), ближней (оперативной) и фланговой (в период боевых действий) разведками.

В целом, двухуровневая система сбора (добывания) разведывательных сведений о Японии и ее вооруженных силах должна была обеспечивать политическое руководство Российской империи и командование ее вооруженных сил достаточным количеством разведывательных сведений военного и военно-политического характера. Однако отсутствие специализации в Генеральном штабе³, недостаточно четкая организация взаимодействия Генерального штаба с Полевым штабом наместника царя на Дальнем Востоке отрицательно сказывались на деятельности, как центральных органов военной разведки, так и разведывательных отделов штабов, созданных в начале войны 1-й, 2-й и 3-й Маньчжурских армий.

Как показали развернувшиеся в 1904 г. на Дальнем Востоке события, система разведывательных органов русской армии, сформированная в мирное время, оказалась не в полной мере приспособленной для действий в условиях войны. Командованию русской армии пришлось приложить немало сил и старания, чтобы оптимизировать организационную структуру военной разведки и приспособить ее к требованиям войны уже в ходе боевых действий.

Справедливо считается, что разведывательные сведения служат основой для принятия важных государственных решений. Что же докладывали военные агенты о Японии военному министру генералу от инфантерии А.Н. Куропаткину, и какие решения он принимал на основе добытых разведчиками сведений накануне нападения японского флота на русские корабли, стоявшие на внешнем рейде Порт-Артура и в районе порта Чемульпо?

Тарабарская грамота и русские военные агенты

Российский император, стремясь укрепить свое влияние на Дальнем Востоке, назначил наместником царя в регионе адмирала Е.И. Алексеева, который должен был заниматься организацией административного и военного управления. В обязанности наместника входило и руководство деятельностью военных агентов, которое осуществлялось в соответствии с «Инструкцией военным агентам», утвержденной еще в 1880 г. Этой инструкцией регламентировались отношения военных агентов с руководителями русских дипломатических представительств.

Во второй половине 1903 г. русские военные агенты, действовавшие в Японии, Китае и Корее, были переведены в полное подчинение наместнику Его Императорского Величества на Дальнем Востоке. На военных агентов возлагались задачи по сбору сведений военного, политического и промышленного характера. В число важнейших обязанностей военных агентов входило также получение секретных сведений и разработка предположений на случай войны, а также карт, планов и других секретных изданий. Военные агенты действовали в Токио, китайских городах Чифу и Шанхае, а также в столице Кореи – городе Сеуле⁴. Российское Адмиралтейство имело военно-морского агента в Токио, обязанности которого выполнял капитан 2 ранга А.И. Русин.

Таков был уровень профессиональной подготовки русских офицеров в области разведки. Он формировался под влиянием общей недооценки высшим русским руководством японского фактора. Подтверждением тому является, например, опыт деятельности в Токио русского военного агента Н.И. Янжула. После окончания Николаевской академии Генерального штаба он командовал ротой, был начальником Керченской крепости, затем начальником штаба 13-й пехотной дивизии. В 1896 г., когда была создана должность русского военного агента в Токио, командование предложило Н.И. Янжулу отправиться в служебную командировку в столицу Японии. В Токио русский военный агент должен был решать широкий круг представительских задач и заниматься изучением японской армии. Будущий русский военный агент в Токио не имел ни малейшего представления о военно-дипломатической деятельности, ранее Японию и ее вооруженные силы не изучал.

Полковник Н.И. Янжул действовал в Японии с 1886 по 1899 г. Выполняя задания Генерального штаба, он столкнулся в Токио с целым рядом непреодолимых для него трудностей, которые мешали ему выполнять задачи командования. Эти трудности, как теперь можно судить, имели две особенности.

Первая особенность состояла в том, что полковник Н.И. Янжул не был готов к деятельности в качестве военного агента, военно-дипломатической службы не знал, методам сбора и обработки разведывательных сведений не обучался.

Вторая – Янжул не знал японского языка, что затрудняло общение с местными жителями.

В 1898 г. полковник Н.И. Янжул сообщал командованию Главного управления Генерального штаба: «…Военным агентам приходится ограничиваться доставлением не тех сведений, какие нужны и желательны, а какие можно добывать…».

Находясь в японской столице, полковник Н.И. Янжул не мог в полной мере решить свои задачи. «Китайские иероглифы составляют самую серьезную преграду для деятельности военных агентов. Не говоря уже о том, что тарабарская грамота исключает возможность пользоваться каким-либо, случайно попавшимся в руки негласным источником, она ставит военного агента в полную и грустную зависимость от добросовестности и от патриотической щепетильности японца-переводчика вообще, даже в самых невинных вещах», – докладывал полковник Н.И. Янжул в Санкт-Петербург.

Судя по воспоминаниям участников Русско-японской войны, отсутствие в русской армии достаточного количества офицеров, владевших японским и другими восточными языками, было серьезным препятствием, преодолеть которое в короткие сроки оказалось невозможно. В центральном аппарате Генерального штаба тоже не было переводчиков (драгоманов), владевших японским, корейским или китайским языками. Сложилась парадоксальная ситуация – русские военные агенты вынуждены были встречаться с источниками-иностранцами в присутствии корейских или китайских переводчиков. Легко можно предположить, что японская разведка тоже не бездействовала. Поэтому нельзя исключать, что среди этих переводчиков были и агенты японской разведки и контрразведки. Судя по свидетельству полковника Н.И. Янжула, в Санкт-Петербурге в те годы проживал единственный драгоман господин Буховецкий, который свободно владел японским языком и был в состоянии квалифицированно осуществлять перевод текстов японских документов, добытых агентурным путем.

В 1898 г. полковник Н.И. Янжул писал своим кураторам в Санкт-Петербург: «…В Западной Европе военный агент имеет то важное преимущество, что в распоряжении его находится доступный ему обычный печатный материал по изучению быта и устройства иностранной армии, за исключением сравнительно немногих вопросов, не подлежащих гласности по мобилизации армии, по ее стратегическому сосредоточению…. В Японии военный агент находится в совершенно иных условиях»⁶.

Далее полковник Янжул, пытаясь объективно оценить те трудности, которые ему ежедневно приходилось преодолевать в ходе выполнения разведывательных задач, сообщал: «…В Японии нет того международного отброса, который в Западной Европе составляет главный источник для добывания секретных сведений по военному делу. Между японцами, к их чести, охотников заниматься этим художеством не находится…». И далее: «…На самые заурядные вопросы в лучшем случае получается уклончивый ответ и чаще – категорический отказ со ссылкою на существующие будто бы правила, воспрещающие сообщение подобного рода сведений».

Как следует из этого признания, военный агент полковник Н.И. Янжул старательно выполнял свои обязанности. Он смог по достоинству оценить местные обычаи и законодательство, которое регламентировало отношения между местными жителями и представителями иностранных государств. Русский военный агент попытался объяснить кураторам в Петербурге свою малоэффективную деятельность по сбору сведений в Японии военного характера, однако его рассуждения никого не заинтересовали. Советы и рекомендации полковника Янжула в области подготовки русских военных агентов для работы в Японии в Санкт-Петербурге тоже не были услышаны.

В 1898 г. Н.И. Янжул попросил командование предоставить ему шестимесячный отпуск по семейным обстоятельствам. Получив согласие, он убыл в Санкт-Петербург и от дальнейшей работы отказался. Место военного агента в столице Японии занял полковник Г.М. Ванновский, племянник бывшего военного министра П.С. Ванновского. Несмотря на опыт службы в войсках и окончание с отличием академии Генерального штаба, Г.М. Ванновский столкнулся в своей деятельности в Токио с теми же проблемами, что и полковник Н.И.Янжул.

Какова была эффективность разведывательной деятельности Ванновского и Стрельбицкого? Судя по некоторым сохранившимся документам, результаты их деятельности были весьма скромными. В 1901 г. от Г.М. Ванновского в Военное министерство России поступило всего семь донесений, а от подполковника И.И. Стрельбицкого из Кореи – только три. Эти результаты говорят не только о том, что разведывательных сведений о Японии добывалось мало. Скорее всего, что эти сведения в русской столице мало кого интересовали. Иначе трудно объяснить столь редкие доклады Ванновского и Стрельбицкого в Санкт-Петербург и безразличное отношение в Центре к слабым результатам информационной работы военных агентов.

О качестве направлявшихся в столицу России сведений о Японии и японской армии можно судить по докладу Г.М. Ванновского, подготовленному им после возвращения в Россию. Ванновский писал, что, по его оценке, «…японская армия далеко еще не вышла из состояния внутреннего неустройства, которое неизбежно должна пережить всякая армия, организованная на совершенно чуждых ее народной культуре основаниях, усвоенных с чисто японской слепой аккуратностью и почти исключительно по форме, а отнюдь не по существу… Пройдут десятки, а может быть и сотни лет, пока японская армия усвоит себе нравственные основания, на которых зиждется устройство всякого европейского войска, и ей станет по плечу тягаться на равных основаниях хотя бы с одной из самых слабых европейских держав».

Как ни странно, но эта оценка японской армии, подготовленная полковником Г.М. Ванновским, получила высокую оценку военного министра России генерала Куропаткина, который на докладе своего военного агента начертал: «Читал. Увлечений наших бывших военных агентов японской армией уже нет. Взгляд трезвый».

От Санкт-Петербурга до Токио было далеко. Судя по результатам деятельности военных агентов Ванновского и Стрельбицкого, первый уровень (центральный) управления военной разведкой русской армии на Дальнем Востоке особого интереса к сведениям о Японии и ее вооруженных силах особого интереса не проявлял. Иначе обстояли дела в этой области на региональном уровне. Командование русских армий, дислоцированных в Дальневосточном регионе, свои задачи воспринимало более ответственно и, видимо, понимало, что Япония, достигшая значительных успехов в своем экономическом развитии, становится конкурентом России. Поэтому в 1902 г. командование Приамурского военного округа обратилось в Главный штаб с ходатайством о создании в Японии, Корее и Китае сети негласных агентов из числа местных жителей и иностранцев. То ли из-за экономии финансовых средств, то ли из-за того, что это предложение не нашло понимания и поддержки среди ответственных столичных военных чиновников, но просьба была отклонена.

Командование русских армий, дислоцированных на Дальнем Востоке, испытывавшее недостаток в разведывательных сведениях о Японии, Китае и Маньчжурии, вынуждено было искать иные пути собирания сведений военного и военно-экономического характера. В частности, было предложено в качестве негласных агентов использовать не информаторов из числа местных жителей, а офицеров русской армии, которые должны были направляться в зарубежные командировки в качестве сотрудников русских дипломатических представительств или консульств.

Однако использование этого направления в интересах военной разведки было сопряжено с преодолением значительных трудностей, которые, как это ни странно, создавались сотрудниками Министерства иностранных дел России. Для того чтобы направить офицера в зарубежную командировку в ту или иную страну, требовалось в предварительном порядке провести множество различных согласований с Министром иностранных дел и главой дипломатического представительства. Более того, требовалось лишить офицера (по его личной просьбе) воинского звания, уволить с военной службы и только после этого можно было рассчитывать на оформление того или иного лица в качестве сотрудника русского зарубежного представительства. Эти и другие бюрократические барьеры преодолевались с большим трудом. Более того, подготовка бывшего офицера русской армии к работе в дипломатическом представительстве становилась известна представителям японской контрразведки, что в последующем могло отрицательно сказаться на действиях будущего русского разведчика.

Видя, что ни военные, ни «негласные» агенты не могут добыть достаточного количества достоверных сведений о Японии, Китае и Корее, командование русской армии на Дальнем Востоке стало направлять молодых офицеров под предлогом лечения у местных (японских или китайских) врачей, для проведения отпуска, совершения поездок на охоту, посещения знакомых, изучения иностранных языков с помощью местных учителей и под другими предлогами. Поездки длились от двух до трех месяцев и, как правило, положительных результатов не приносили. Отчеты «отпускников» убедили командование Приамурского военного округа в бессмысленности придуманной им затеи. «Отпускники» не были подготовлены для ведения разведывательной деятельности, добытые ими сведения были скупы, не отличались достоверностью и в итоге представляли малую ценность. Финансовые затраты на организацию таких поездок себя не оправдывали.

Одной из больших проблем, связанных с эффективностью деятельности русской военной разведки на Дальнем Востоке, было отсутствие в штабах русской армии и их разведывательных отделах офицеров, которые владели бы японским, китайским или корейским языками.

Переводчиками, как правило, выступали преподаватели и слушатели Владивостокского восточного института. Однако этих квалифицированных специалистов было мало. В целях исправления положения Главный штаб в конце мая 1904 г. откомандировал на театр военных действий 5 корейцев – студентов Казанской учительской семинарии. По разным причинам к месту назначения прибыл только один. Поэтому сотрудники разведывательного отделения штаба армии генерала Куропаткина вынуждены были санкционировать привлечение местных китайцев в качестве переводчиков. Точность перевода никто гарантировать не мог, но иного пути не было.

Сотрудники разведывательных отделов штабов русской армии вынуждены были проводить встречи с информаторами (агентами) в присутствии местных переводчиков, которые узнавали не только содержание передаваемых агентами сведений, но и знакомились с теми, кто эти сведения тайно добывал по заданиям русских разведчиков. В результате безопасность агентурной сети подвергалась двойной опасности. С одной стороны, японская разведка могла получать сведения о лицах, сотрудничавших с русскими разведчиками. С другой – японцы могли вербовать этих агентов и, используя их, передавать в штаб русской армии дезинформационные сведения.

Оценивая эту сложную ситуацию, участник русско-японской войны капитан А.А. Игнатьев так описал деятельность одного из китайских переводчиков: «он упорно не хотел глядеть в глаза и внушал мало доверия», а вместо перевода коротких вопросов, которые русский офицер задавал жителям деревень, «…входил с ними в непонятные длинные беседы». «Я еще не подозревал тогда, - заключил А.А. Игнатьев, – что большинство наших переводчиков были японскими шпионами».

Скудные расходы на разведку

Разведка – особая область человеческой деятельности. Она строится на двух независимых, но дополняющих друг друга основах. Первая из них предполагает сотрудничество агентов по идейным соображениям. Вторая признает в качестве мотива сотрудничества только материально-денежную основу. Среди агентов русской разведки на Дальнем Востоке были лица китайской национальности, боровшиеся против расширения японского влияния в Китае. Они были готовы собирать сведения о Японии и японской армии и передавать собранную информацию русским офицерам. Но таких добровольцев было чрезвычайно мало, и они, как правило, не имели доступа к ценным для русской разведки сведениям. Больше было тех, кто готов был передавать сведения о Японии за соответствующее финансовое вознаграждение. Но сотрудники разведывательных отделений штабов русской армии были ограничены в расходах на оплату услуг информаторов. Такое положение сложилось потому, что высшее командование русской армии финансовому обеспечению деятельности военной разведки на Дальнем Востоке уделяло мало внимания. В 1904 г., например, штаб Приморского военного округа получил на организацию разведки всего 12 тыс. рублей. А штабу русской Квантунской армии на эти же цели было выделено только 3 тыс. рублей, что было недостаточно для покрытия оперативных расходов. В это же время на содержание только одной размещенной в Дании русской военной голубятни, питомцы которой использовались для доставки почты, Военное министерство России тоже выделило 3 тыс. рублей.

Такое отношение к организации разведки на Дальнем Востоке и ее финансированию тоже подтверждает, что в Санкт-Петербурге в те годы пренебрежительно относились и к Японии, и к сведениям о ней. Командир пехотного полка генерал-майор Е.И. Мартынов, проходивший военную службу на Дальнем Востоке, писал в своих воспоминаниях: «…до войны в русской армии господствовало пренебрежительное отношение к японцам. Даже будущий наш полководец ген. Линевич, который во время похода на Пекин, казалось бы, имел возможность познакомиться с японскими войсками, называл их не иначе, как «япошками», и в продолжение указанной экспедиции при каждом удобном случае третировал их начальника, выдающегося генерала Фукушиму»⁷.

Генерал-майор Мартынов оставил также свидетельство, какими материалами о японской армии располагал русский Генеральный штаб. «Желая перед отправлением в Маньчжурию получить некоторые сведения о противнике, я обратился в Военно-ученый комитет Главного штаба, где мне дали соответствующую часть «Сборника новейших сведений о вооруженных силах иностранных государств». Эта небольшая желтая книжечка заканчивалась общими выводами относительно действий крупных отрядов, причем из приведенных в ней четырнадцати пунктов впоследствии подтвердился лишь один (относительно последствий); все же остальные оказались ложными».

Ошибочным у командования русской армии оказалось и представление о силе морального духа японских солдат. Один из сотрудников русской и советской военной разведки полковник К.К. Звонарев в 1929 г. в научном труде «Агентурная разведка»⁸отметил, что после назначения генерала Куропаткина главнокомандующим русскими войсками на Дальнем Востоке он представил царю Николаю Романову доклад, в котором высказал полную уверенность «в быстрой и легкой победе и придавал весьма ничтожное значение японской армии». При составлении плана предстоявшей кампании, командование русской армии было уверено, что японцы не смогут оказать серьезного сопротивления. Заканчивался доклад Куропаткина указанием, что после разгрома японской армии на материке должен быть произведен десант в Японию, подавлено народное восстание, и война должна закончиться занятием русскими войсками японской столицы.

Таково было в начале 1904 г. представление высшего командования русской армии о Японии и ее вооруженных силах.

Ошибочными оказались и сведения о потенциальных мобилизационных возможностях Японии. Главный военный разведчик русской армии генерал-майор Я.Г. Жилинский в 1904 г. считал, что «японская армия во всех отношениях еще далека от совершенства и никоим образом не может быть сравнима с европейскими армиями, и особенно с нашей», то есть с русской армией.

Командование русской армии имело лишь общее представление о потенциальных экономических возможностях Японии и оборудовании театра военных действий. Порты высадки японских войск и районы сосредоточения японской армии были определены неправильно. Все эти вместе взятые факты говорят о том, что командование русской армии имело весьма общее и в значительной степени ошибочное представление о своем восточном соседе, его экономических и военных возможностях.

Опасные признаки

Несмотря на общую ошибочную оценку возможностей Японии, в начале 1902 г. в Военном министерстве России и Главном штабе потребность в сведениях разведывательного характера о Японии стала возрастать. Именно тогда в феврале 1902 г. генерал-майор Я.Г. Жилинский потребовал от военных агентов полковников Г.М. Ванновского и И.И. Стрельбицкого активизировать свою разведывательную деятельность и в шестимесячный срок повысить качество и количество добываемых разведывательных сведений. Этим офицерам было предложено дать конкретные ответы на ряд вопросов, касавшихся состояния, укомплектованности и оснащенности оружием и военной техникой японской армии.

Г.М. Ванновский и И.И. Стрельбицкий, уже потерявшие интерес к разведывательной работе или разуверившиеся в своих способностях успешно решать подобные задачи, задание генерал-майора Я.Г. Жилинского выполнить не смогли. Поэтому в начале 1903 г. они были отозваны в Санкт-Петербург. В Японию на должность военного агента был направлен подполковник В.К. Самойлов, в Корею – подполковник Л.Р. фон Раабен.

Возможности военных агентов Самойлова и Раабена по добыванию разведывательных сведений тоже были ограничены. Они, как и их предшественники, не владели местными языками, имели ограниченное финансирование, выделенное на поощрение информаторов. Однако эти офицеры, видимо, получили от начальников в Главном штабе более строгие инструкции и поэтому с первых же дней своих служебных командировок стали прилагать максимальные усилия для решения разведывательных задач.

Подполковник Л.Р. фон Раабен, действовавший в Корее, например, смог в 1903 г. привлечь к сотрудничеству дворцового адъютанта, завербовал начальника юнкерского училища и даже начальника военной канцелярии императора Кореи. Этот успех в оперативной деятельности русского военного агента говорил о том, что, несмотря на объективные трудности, заниматься разведкой в Корее можно, также как и в странах Западной Европы.

Подполковник В.К. Самойлов, действовавший в Японии, тоже стремился организовать добывание разведывательных сведений военного характера, проявлял настойчивость и инициативу, завязывал с японцами знакомства, рассчитывая на получение от них полезных сведений. В донесении в Главный штаб от 24 мая 1903 г. он сообщал: «Все, что касается численного состава армии Японии, составляет большой секрет, и достать какие-либо сведения можно только случайно. Сведения же, сообщенные мне иностранными военными агентами, хотя и разнящиеся от наших, не могут считаться достоверными».

Деятельность военного агента подполковника В.К. Самойлова проходила в трудных условиях и привлекла внимание опытных и изощренных в оперативной деятельности агентов японской контрразведки. В целях дезинформации командования русской армии, по заданию которого В.К. Самойлов действовал в Токио, японская контрразведка организовала знакомство русского военного агента с одним из японских военных чиновников. Подстава удалась. Японец стал передавать подполковнику В.К. Самойлову сведения о японской армии. Материалы для передачи представителю России разрабатывали специалисты японской контрразведки. Готовясь к войне против России, японцы передавали русскому агенту дезинформационные сведения, основным содержанием которых было занижение данных о численности японской армии. Достоверность поступавших от подполковника Самойлова сведений из Токио в Петербурге не проверялась. Согласно сведениям, добытым В.К. Самойловым, в 1903 г. максимальная численность японской армии определялась в 372 205 человек (вместе с запасными и территориальными частями). Реально численность японской армии с началом войны оказалась в несколько раз больше, что явилось большой неожиданностью для командования русской армии.

Расчет командования японской армии был прост и точен. Дезинформация должна была усыпить бдительность русского военного агента и его руководителей. Но японская контрразведка ошиблась. Русский военный агент нашел иные пути получения достоверных сведений.

Самойлов, видимо, понимал, какую игру с ним затеяли японцы. Поэтому он начал искать помощников в сборе сведений военного характера среди иностранных военных агентов. Направление деятельности он выбрал правильно и вскоре подружился с французским военным агентом бароном Корвизаром. Видимо, французский барон передавал русскому военному агенту ценные сведения о Японии, за что и был по ходатайству Самойлова представлен в июне 1903 г. к награждению орденом Св. Станислава 2-й степени.

Используя возможности Корвизара и других иностранных военных агентов, подполковник В.К. Самойлов во второй половине 1903 г. направлял в Главный штаб ценные сведения о японской армии и военно-морском флоте, докладывал о том, что Япония активно готовится к войне против России.

27 ноября 1903 г. В.К. Самойлов направил в Главный штаб очередное донесение. Изложенные в нем сведения, как оказалось позже, были достоверными и полностью подтвердились. В частности, В.К. Самойлов писал: «Произведя приблизительно верный подсчет наших сил, они (военные агенты) того убеждения, что мы будем разбиты до подхода подкреплений. Правда, они берут за основание несколько другие данные, а именно: флот наш считают, безусловно, слабее японского, высадку первых четырех дивизий предполагают в Чемульпо через две-три недели после объявления мобилизации, когда, прибавляют они, флот наш будет разбит; высадку следующих четырех дивизий – еще через две недели и последних двух – еще через неделю; в общем, считают, что через два месяца после объявления мобилизации на р. Ялу будет сосредоточенно десять дивизий, тыл которых будет прикрываться резервными (территориальными) войсками. Они не предполагают, чтобы до решительного боя японцы послали бы на материк все двенадцать дивизий, а только десять и часть территориальных войск. Силы наши они считают 6 дивизий (72 батальона) и полагают, что против 120 батальонов этого недостаточно»⁹.

Содержание донесения военного агента подполковника В.К. Самойлова должно было вызвать интерес в Главном штабе.

До конца 1903 г. В.К. Самойлов направил в Главный штаб еще несколько донесений. На их основе и сообщений других военных агентов в Главном штабе в конце декабря 1903 г. была подготовлена записка о состоянии японской армии. В ней, в частности, указывалось: «Начатая с весны 1903 г. тщательная проверка мобилизационной готовности японской армии закончена. Во всех дивизионных участках произведены были проверочные, а в некоторых учебные сборы, как запасных, так и чинов рекрутского резерва. В 4-й дивизии, расположенной в Осака, были в августе вторичные, в этом году учебные трехнедельные сборы для 952 запасных; такие же вторичные сборы запасных назначены были в текущем месяце в 5-й (Хиросима) и 12-й (Кокура) дивизиях.

Летом почти во всех дивизиях были пополнены неприкосновенные запасы, осмотрено оружие и приспособления для оборудования транспортов, хранящиеся в Куре, проведена опытная посадка на железную дорогу и на суда. Проверенная во всех деталях мобилизация и проведенные смотры показали, что японская армия совершенно готова.
Красный Крест также подготовился на случай войны. В октябре был учебный и проверочный сбор 237 врачей Красного Креста. В Такесике на острове Цусима произведена проверка сестер милосердия…

Наиболее подготовлены для отправки в качестве экспедиционного отряда дивизии: 12-я (Кокура), 5-я (Хиросима) и 4-я (Осака), в особенности первая из них… В Удзине возведены новые помещения для войск в случае сосредоточения их для посадки на суда.

Токийский арсенал с весны этого года усиленно работал, летом выделывалось в сутки по 450 винтовок. В Кокура прибыла значительная партия артиллерийских снарядов. На острове Цусима заготовлены значительные запасы угля и продовольствия.

По имеющимся сведениям, в настоящее время японская армия обеспечена обозом наполовину; в случае войны остальное рассчитывают пополнить на месте, что по условиям театра войны и обстановки не представляет больших затруднений.

Количество имеющихся в продовольственных складах консервов из мяса, сушеного риса, галет и прессованного чая достаточно на всю армию».

Далее в докладе оценивалось состояние и боевые возможности японского флота. Составители доклада сообщали высшему командованию русской армии: «Японский флот уже готов: большая часть его была сосредоточена у Сасебо, откуда флот вышел 27 декабря неизвестно куда. На днях Япония приобрела в Генуе два аргентинских броненосных крейсера, которые получают команды из Англии и прибудут в Японию в начале февраля».

В этой записке, которая была доложена российскому императору за месяц до нападения Японии на Россию, есть несколько важных особенностей.

Во-первых, как видно из содержания документа, он базируется на конкретных фактах, добытых военными агентами, действовавшими не только в Японии, но и в Великобритании, Италии и других европейских странах. Сотрудники 1-го военно-статистического отдела управления 2-го генерал-квартирмейстера приложили немало усилий для анализа поступивших разведывательных сведений, их обобщения, оценки и выводы вполне конкретны и, как покажут последующие события, были достоверны. В этом документе трудно найти хотя бы одно лишнее слово. Каждый факт конкретен и свидетельствует о направленности военных планов японского руководства.

Во-вторых, все перечисленные факты позволяли сделать однозначный вывод – подготовка японских экспедиционных военных сил завершена, система материального обеспечения их действий сформирована и полностью укомплектована, созданы значительные запасы оружия, боеприпасов и продовольствия. Система медицинского обеспечения боевой деятельности войск отмобилизована и подвергнута проверке.

В-третьих, в соединениях японской армии и флота проведены сборы командного состава и резервистов, что является прямым признаком подготовки Японии к войне.

Записка, доложенная в декабре 1903 г. императору Николаю II, должна была произвести соответствующее впечатление. Однако адекватных и, возможно, даже экстренных мер, направленных на укрепление русской армии на Дальнем Востоке, со стороны правительства России принято не было. С опозданием из Балтийского моря на Дальний Восток были направлены военные корабли, которые медленно двигались через многочисленные моря и океаны к Владивостоку.

Важные сведения о подготовке Японии к войне против России смог добыть в Корее действовавший в Сеуле военный агент подполковник Потапов. В октябре 1903 г. он доложил, что «через чиновника двора удалось увидеть наброски плана русско-японской войны, переписанного в виде заметок на платье одним из шпионов императора, бывшем в Японии…». Потапов ознакомился с планом лично и получил его часть для более подробного изучения и оценки. Полученные сведения в краткой форме были им доложены по команде в штаб наместника царя адмирала Алексеева.

В конце 1903 г. русский военный агент докладывал из Сеула: «на случай войны с Россией Японией приняты в Корее следующие меры:

1. в Сеул прибыло 50 японских офицеров и 306 нижних чинов;
   
   
2. в северной Корее появились японские вооруженные разведочные и съемочные партии;
   
   
3. в Чемульпо тайно доставлены боевые припасы;
   
   
4. близ Кунзана устроены склады угля;
   
   
5. в Сеуле и Чемульпо созданы склады продовольствия».
   

Завершая свое сообщение, военный агент Потапов писал: «численность японцев в городах Кореи заметно возросла…».¹⁰

Успешно в 1899-1904 гг. действовал в Токио и русский военно-морской агент капитан 2 ранга А.И. Русин. Еще в марте 1903 г. он смог добыть достоверные сведения, что японское руководство приняло решение о подготовке к войне против России. Русин докладывал в Главный морской штаб, что Япония будет стремиться: «1) занять Корею; 2) не дать России окончательно утвердиться в Маньчжурии; 3) попытаться сделать демонстративную высадку близ Приамурской области; 4) такую же высадку осуществить на Квантуне и 5) при удаче этих двух операций попытаться овладеть вышеуказанными областями»¹¹.

Капитан 2 ранга А.И. Русин также сделал оценку мобилизационных возможностей Японии. Эта оценка оказалась ближе всех к истинному положению дел. В 1903 г. Русин сообщал в Главный морской штаб: «…когда новые законы войдут в силу», японская армия будет иметь в своем составе 633 415 человек.

Сведения, которые добывал в Токио военно-морской агент капитан 2 ранга А.И. Русин, попадали в Главный морской штаб, но, как правило, не докладывались Военному министру или в Главный штаб русской армии. Этот недостаток был отмечен в отчете Военно-исторической комиссии по описанию Русско-японской войны. Состояние взаимодействия русской военной и военно-морской разведок в этом докладе оценивалось следующим образом: «…наша военно-морская агентура в Японии была совершенно изолирована от остальных и поэтому для армии практического значения не имела».

Капитан 2 ранга Русин А.И. до самого начала войны направлял в Центр тревожные телеграммы. В своем последнем сообщении он информировал командование русской военно-морской разведки, что вокруг него в Токио сложилась тревожная обстановка. В частности, Русин писал, что его японский переводчик Такахаси арестован местной полицией, которая демонстративно следит за всем, что он делает. Это был еще один контрразведывательный признак надвигавшегося обострения в русско-японских отношениях.

С первых же дней 1904 г. в Главный штаб практически ежедневно из Токио поступали тревожные донесения военного агента подполковника В.К. Самойлова об активизации подготовки войны со стороны Японии. Изложение донесения этого военного агента в хронологическом порядке позволяет сделать вывод, что этот военный агент правильно оценивал складывавшуюся военно-политическую обстановку.

27 декабря 1903 г. подполковник В.К. Самойлов докладывал:

«…С начала января давно уже делаемые приготовления для отправления войск в Корею сделались очень энергичными. Началось фрахтование новых судов, по последним данным, надо считать, что всего зафрахтовано 32 парохода, из них в Морском ведомстве 6 или 7»¹².

3 января 1904 г. В.К. Самойлов направил в Санкт-Петербург донесение, в котором сообщал: «Через три дня в 12-й дивизии призыв резервистов».

По данным Самойлова: «… 5 января издано формальное запрещение печатать в газетах всякие сведения, касающиеся передвижения судов, транспортов и войск. Приняты строгие меры относительно телеграфной корреспонденции – телеграммы сколько-нибудь подозрительные не принимаются».

7 января военный агент доносил: «По сведениям, 2 января в Куре стояло 6 транспортов, 10 ушли на запад».

7 января: «много офицеров Главного штаба выехали на юг, офицеры, читавшие лекции в разных учебных заведениях, откомандированы в свои части…».

11 января: «Транспорты стоят в Екосоо, Куре, Удзина и Сасебо. Много воинских грузов перевозится в Удзине. Нанимают много кули. По-видимому, в Сасебо ставят мины».

13 января русский военный агент подполковник Самойлов сообщил: «Опасный признак: в армии сильное возбуждение, открыто говорят о близкой войне».

Обобщая сведения о подготовке Японии к переброске войск в Корею, подполковник В.К. Самойлов сообщал: «…Раз уж в Корею будут введены войска в таком большом количестве, то, по моему мнению, наше соперничество с Японией на Дальнем Востоке за преобладание не может решиться без ущерба достоинству России иначе как войной. В этом теперь не может быть никакого сомнения, ибо японцы без боя из Кореи не уйдут, а в наши интересы не может входить пребывание японских войск в Корее в таком количестве и преобладание их во всех отношениях…».

Добытые подполковником В.К. Самойловым сведения о подготовке Японии к войне против России говорят о том, что русский военный агент смог правильно организовать свою работу в японской столице. Он обладал незаурядными аналитическими способностями и в череде на первый взгляд разрозненных событий увидел главное – угроза войны Японии против России не только нарастает, но в начале 1904 г. достигла максимального уровня. Русскому военному агенту осталось найти ответ только на один вопрос: «Когда начнется война?» «…Мы должны… самым усиленным образом готовиться к войне, которая может разразиться каждую минуту. Здесь почему-то господствует мнение, что война разразится в марте, когда потеплеет. Я не берусь предсказывать, когда это случится, но уверен, что это будет…», – докладывал он в Санкт-Петербург.

В столице России не верили, что Япония осмелится начать войну, однако и не исключали такого развития событий, к которому ни армия, ни флот, дислоцированные на Дальнем Востоке, не были готовы. Русское правительство надеялось на разрешение спорных вопросов с Японией путем переговоров. И настоятельно требовало от дальневосточного командования «не бряцать оружием, не провоцировать японцев». Наместник царя на Дальнем Востоке адмирал Алексеев получал указания из столицы, рекомендовавшие ему и его штабу проявлять «терпение, сдержанность и миролюбие». Война с Японией в тот конкретный период времени для России была крайне нежелательна, так как у русского правительства имелись неразрешенные проблемы с Германией, отношения с которой тоже были не на должном уровне. Под угрозой войны оказывались и Запад и Восток.

Сведения о подготовке Японии к войне против России в январе 1904 г. передавали в столицу не только русские военные агенты, но и некоторые доброжелатели из европейских государств. В частности, один англичанин, пожелавший остаться неизвестным, за десять дней до начала войны сообщил о готовности Японии внезапно напасть на русские корабли. Эти сведения стали известны командиру учебного судна «Забияка», базировавшегося в порту Чифу, капитану 2 ранга И.Н. Лебедеву. Офицер решил лично доложить о полученных сведениях наместнику и, срочно снявшись с якоря, пришел в Порт-Артур. По свидетельству очевидцев, адмирал Алексеев не только не отнесся с должным образом к этой тревожной информации, но даже устроил разнос Лебедеву за самовольный приход, обвинив его в том, что своим поведением он «разносит панику».

Донесение капитана 2 ранга И.Н. Лебедева о готовности Японии в конце января начать войну против России, поставило адмирала Е.И. Алексеева в трудное положение. В соответствии с инструкциями из Петербурга он должен был избегать всего, что могло бы спровоцировать Японию на войну. Правительство России все еще надеялось добиться разрешения конфликта в Корее без радикальных уступок и мирным путем. Поэтому адмирал с таким раздражением отнесся к докладу командира учебного судна «Забияка». 24 января 1904 г. адмирал Алексеев получил известие, что Япония разорвала дипломатические отношения с Россией. В этой же телеграмме из столицы также сообщалось, что «этот факт не означает неизбежности войны». Оказалось, наоборот.

Русская разведка в ходе войны

С началом боевых действий задачи по организации добывания сведений о противнике были возложены на командование русских маньчжурских армий. Донесения военных агентов из стран региона направлялись непосредственно в штаб главнокомандующего (до октября 1904 г. в штаб наместника царя на Дальнем Востоке). Генерал-майору В.А. Косаговскому, отвечавшему за организацию военной разведки на Дальнем Востоке, все же удалось ценой больших усилий внедрить в Японию и Корею несколько тайных агентов, подобранных из иностранцев. В документах русской военной разведки они числятся под оперативными псевдонимами «Бале», «Эраш», «Колина», «Дори».

Тайный агент «Бале», действовавший в Иокогаме, был французским журналистом, который передавал сведения разведывательного характера через русского военного агента в Танцзыне полковника Ф.Е. Огородникова. Агент «Дори» передавал добытые им разведывательные сведения через русского военного агента в Париже полковника В.П. Лазарева.

Сведения, которые поступали от этих агентов, направлялись в распоряжение командующего русской армией окружным путем, то есть через Китай и даже через столицы некоторых европейских государств, запаздывали и теряли оперативную ценность.

Анализируя степень эффективности зарубежной разведки Военного министерства русской армии, генерал-лейтенант В.И. Харкевич 24 октября (6 ноября) 1905 г. в телеграмме на имя руководителя Генерального штаба Ф.Ф. Палицына писал: «В числе донесений, доставленных военными агентами, имелись ценные, в особенности от полковника Огородникова; насколько сведения окупались, трудно сказать; самые ценные долговременные сведения о Японии давал посланник Павлов из Шанхая и статский советник Давыдов из Пекина».

После формирования трех Маньчжурских армий разведывательное отделение штаба 1-й Маньчжурской армии возглавил подполковник А.Г. Винекен, разведотделение штаба 2-й Маньчжурской армии - генерал-майор Генерального штаба В.Е. Флуг, а разведотделение 3-й Маньчжурской армии – подполковник Г.И. Кортацци. Разведывательные отделения сибирских корпусов и других соединений русской армии возглавляли разведчики из состава разведотделений штабов и квартирмейстерской службы.

Формально деятельность сотрудников этих разведывательных отделений объединялась штабом главнокомандующего. Однако на практике тесного и оперативного взаимодействия организовано не было, не считая эпизодических обменов разведывательными сведениями о противнике. Бывали случаи, когда в этих разведывательных сведениях утверждалось то, что на следующий день документально опровергалось. Агенты, завербованные среди китайцев, были, как правило, ненадежными источниками разведывательных сведений. Многие из них, запуганные жестокостью японской контрразведки, даже и не пытались проникнуть на территорию, занятую японскими войсками, а черпали сведения о японской оккупационной армии из писем, которые получали местные жители или выспрашивали подобные сведения у китайцев, побывавших на захваченной японцами территории. Иногда платные агенты сообщали русским военным разведчикам вымышленные сведения.

Организаторам разведки приходилось опираться, главным образом, на собственные силы и использовать лазутчиков из числа солдат и младших чинов русской армии. Отлично выполнял разведывательные задачи рядовой 284-го Чембарского полка Василий Рябов. В сентябре 1904 г. он, переодевшись в костюм китайского крестьянина, неоднократно отправлялся за линию фронта и добывал ценные сведения о противнике. В ходе очередной вылазки в тыл противника японцы 17 сентября захватили отважного разведчика и расстреляли его. Последними словами рядового В.Т. Рябова перед смертью были: «Умираю за Веру, Царя и Отечество». Один из офицеров японской армии, восхищенный мужеством русского солдата, передал в штаб русской армии письмо, в котором говорилось: «Наша армия не может не высказать наших искренних пожеланий уважаемой армии, чтобы последняя воспитывала побольше таких истинно прекрасных, достойных полного уважения воинов».

В ходе Мукденского сражения, которое произошло в феврале 1905 г., русская армия под командованием генерала Н.А. Куропаткина потерпела поражение. Японские войска захватили обоз русского штаба вместе с оперативными документами и архивом. В обозе оказалась часть дел разведывательного отделения. Японцы оперативно воспользовались добытыми сведениями. Часть русских агентов была арестована.

После Мукденского сражения русским военным разведчикам пришлось заново формировать свою агентурную сеть. Стремясь повысить качество и количество добываемых разведывательных сведений, полковник М.Ф. Квецинский предложил организовать школу для подготовки разведчиков из китайцев, направлявшихся в тыл японской армии. Идею эту поддержал генерал-квартирмейстер главнокомандующего В.А. Орановский. Разведшкола начала свою деятельность 1 (14) апреля 1905 г.

В апреле-мае 1905 г. в разведшколе прошли подготовку 24 разведчика-лазутчика. По оценке полковника М.Ф. Квецинского, выпускники школы «не выказывали сколько-нибудь значительной разницы от других агентов и не оправдали затраченных на них денег»¹³. Таков был первый опыт целенаправленной подготовки агентов из числа иностранцев. Подготовка агентов продолжала совершенствоваться. В июне 1905 г. выпускники разведывательной школы добыли ценные сведения о японской армии, что нашло отражение в одном из отчетных документов разведывательного отделения.

В июле 1905 г. деятельность школы была прекращена. В итоговом докладе разведывательного отделения штаба главнокомандующего результатам ее деятельности была дана следующая оценка: «К сожалению, школа была учреждена только после мукденских боев и нельзя не признать, что такого рода школы могли бы служить наилучшим средством для подготовки надежных и сведущих разведчиков…».

Разведывательная школа, созданная полковником М.Ф. Квецинским, стала первым в истории российских специальных служб учебным агентурным центром.

Что нового возникло в тактике и стратегии деятельности военной и военно-морской разведки в ходе боевых действий?

Прекращение с началом боевых действий деятельности русских военных агентов в Японии и Корее заставило руководство разведки изыскивать новые направления в добывании сведений. В качестве одного из них стало привлечение к добыванию разведывательных сведений иностранных подданных, имеющих право проживания или пребывания на территории Японии. Активизировалось привлечение к добыванию сведений о японской армии лиц, занимавшихся различными видами коммерческой деятельности и осуждавших японскую агрессивную внешнюю политику. Для передачи собранных разведывательных сведений использовались различные возможности, однако их было не очень много.

Под давлением обстоятельств совершенствовалась и система обработки разведывательных сведений. Следует отметить, что в предвоенный период в русской армии не было какой-либо продуманной методики обобщения и анализа разведывательных сведений и подготовки на их основе отчетных разведывательных документов. Начиная с марта 1904 г. в штабе Маньчжурской армии стали разрабатываться ежедневные разведывательные информационные бюллетени. Вначале они печатались в четырех экземплярах: для командующего, начальника штаба армии, генерал-квартирмейстера и начальника разведывательного отделения. С сентября 1904 г. такие информационные бюллетени стали направляться в штабы сформированных 1-й, 2-й и 3-й Маньчжурских армий и даже в штабы входивших в их состав корпусов. Основными разделами бюллетеней были:

1. О численности и группировке японских войск.

2. Об укреплениях.

3. О планах японцев.

4. Об устройстве тыла.

5. Об организации японских войск.

6. О китайских войсках.

7. О настроениях местного населения (Маньчжурии, Монголии и Кореи).

В это же время готовились и издавались тематические сборники «Боевое расписание японских армий», «Организация японских сухопутных вооруженных сил», командный состав дивизий и бригад. В ходе войны эти ценные разведывательные информационные бюллетени подвергались совершенствованию.

С середины мая 1905 г. стали ежедневно издаваться разведывательные сводки, тираж которых вырос с 300 до 500 экземпляров. Важным достижением было то, что с этими документами в обязательном порядке должны были знакомиться офицеры русской армии, что позволяло им более отчетливо представлять противника, против которого им приходилось сражаться.

Еще одним достижением в добывании сведений о противнике было использование технических средств управления войсками и разведки, которые впервые в мировой практике были применены на кораблях русского флота. До начала Русско-японской войны развитию радиосвязи на Дальнем Востоке не уделялось внимания. Положительные изменения в этой области произошли после назначения выдающегося русского флотоводца вице-адмирала С.О. Макарова командующим 1-й Тихоокеанской эскадрой. После вступления в должность 24 февраля 1904 г. вице-адмирал С.О. Макаров предпринял энергичные меры по внедрению радиосвязи в управление флотом. Уже к марту почти все корабли оснастили радиостанциями. Тогда же началось создание цепи радиостанций на побережье Тихого океана.

В короткий срок почти на всех кораблях и судах Тихоокеанской эскадры, оснащенных радиостанциями, было организовано несение вахт радиоразведки. Под Порт-Артуром, кроме того, к решению этой задачи была привлечена береговая радиостанция, располагавшаяся в районе Золотой горы. Первые успехи радиоразведки показали, что в условиях недостатка сил и средств ведения корабельной разведки радиоразведка является важным источником освещения обстановки в районе боевых действий. Радиоразведка (наблюдение за радиосетями противника, перехват и дешифрование японских радиограмм) позволяла точно выявлять направления передвижения кораблей противника, что давало возможность командованию эскадры предпринимать упреждающие меры. Активно использовались и средства радиоборьбы, в ходе которой осуществлялась постановка помех в целях срыва радиосвязи между штабами или другими объектами противника.

Во исполнение приказа вице-адмирала С.О. Макарова на русских кораблях для тщательного анализа получаемых разведывательных материалов привлекались флотские офицеры, владевшие японским языком, а также студенты Владивостокского восточного института. В результате в ряде случаев удавалось получать важные сведения, позволявшие точнее оценивать оперативную и тактическую обстановку.

Гибель вице-адмирала С.О. Макарова на броненосце «Петропавловск», подорвавшегося на японской мине, существенно замедлила воплощение его планов. Однако ведение радиоразведки и ее эффективность продолжали возрастать. Доказательством тому может служить следующий пример. 9 апреля 1904 г. морской походный штаб царского наместника на Дальнем Востоке адмирала Е.И. Алексеева известил штаб крепости Порт-Артур: «Сегодня утром на эскадре были разобраны (дешифрованы) японские телеграммы по беспроволочному телеграфу, из которых можно предположить, что намечается новая атака…».

Командование крепости усилило охранение. 15 апреля японцы, завершив необходимые приготовления, провели в акватории порта крепости рекогносцировку. В ту же ночь радиотелеграфисты броненосца «Полтава» перехватили и дешифровали телеграмму противника, подтверждавшую планы японского командования. Операция, которую японцы пытались провести 20 апреля, закончилась для них неудачно.

Идея вице-адмирала С.О. Макарова о нарушении радиосвязи между кораблями противника тоже была успешно реализована. 2 апреля 1904 г. русские моряки впервые смогли нарушить радиообмен в японских радиосетях. В результате помех, созданных радиостанциями эскадренного броненосца «Победа» и берегового радиопоста «Золотая гора», была сорвана корректировка по радио артиллерийского огня японских кораблей, обстреливавших гавань Порт-Артура. Контр-адмирал П.П. Ухтомский доложил адмиралу Е.И. Алексееву: «Неприятелем выпущено более 60 снарядов большого калибра. Попаданий в суда не было».

Но успешная деятельность радиоразведки не могла спасти русский флот от тяжелых потерь в морских сражениях. Японский флот значительно превосходил по количеству кораблей русские тихоокеанские эскадры. Японские корабли, оснащенные мощной дальнобойной артиллерией, сводили на нет все усилия русской разведки.

В ходе Русско-японской войны Япония вела активный обмен мнениями с дипломатическими представительствами в Англии и Германии. Японцы создали код, который был составлен на английском языке и имел пять ключей. Одному из специалистов дешифровальной службы царской России В.И. Кривошу-Неманичу удалось раскрыть три ключа, с помощью которых «разбиралось» большинство перехватываемых японских телеграмм. При работе по дешифрованию японской дипломатической переписки большую помощь России оказала Франция - в то время союзница Николая II. Дешифрованные японские телеграммы французы передавали русским специалистам. Министерство иностранных дел направило В.И. Кривоша-Неманича в Париж для совместной работы с французами. Десятидневная командировка в столицу Франции оказала положительное влияние на работу русских и французских криптографов, которые смогли раскрыть пятую составляющую японского кода. В результате количество дешифрованных японских дипломатических сообщений еще больше возросло.

В целом, можно сделать вывод, что получение сведений о противнике с помощью радио значительно расширило разведывательные возможности русского флота. Однако усилия в этом направлении были лишь первыми шагами в развитии радиоразведки и радиопротиводействия в борьбе с противником.

Для сбора сведений о кораблях японского флота использовались и русские подводные лодки, которые впервые были применены в Русско-японской войне.

Русские штабные офицеры в целях получения сведений о противнике пытались использовать и воздушные шары. К началу Русско-японской войны подобный способ добывания разведывательных сведений был испытан на полигоне в районе Санкт-Петербурга. Идея получила одобрение императора. Был сформирован учебный воздухоплавательный парк. Затем был учрежден отдельный Восточно-Сибирский воздухоплавательный батальон. В конце 1904 г. одна из рот этого батальона была прикомандирована к штабу 3-й Маньчжурской армии. Однако этот вид разведки из-за недостаточного финансирования дальнейшего развития не получил.

В ходе Русско-японской войны определились и некоторые направления информационного обеспечения боевых действий. К решению задач в этом направлении в какой-то мере привлекались сотрудники разведывательного отделения штаба главнокомандующего и комиссариата в Мукдене, деятельностью которого руководил полковник М.Ф. Квецинский. Для этой цели использовались возможности газет «China Review» и «Шенцзиньбао», выходивших с осени 1904 г. на китайском и английском языках в Пекине и Мукдене. Позитивные материалы о России публиковались и в русскоязычных газетах «Харбинский вестник», «Новый край» и «Вестник маньчжурских армий». Материалы, периодически публиковавшиеся в этих газетах, разъясняли местному населению смысл действий военных властей России в Маньчжурии, что было исключительно важно в условиях войны и формировало среди китайского населения позитивное отношение к России. Одновременно создавались позитивные условия для подбора среди местного населения агентов русской военной разведки.

Несмотря на отдельные успехи русской военной и военно-морской разведки изменить положение на суше и море не удалось. Военные разведчики, добывая сведения о противнике, лишь способствовали принятию высшим командованием армии стратегических решений, реализация которых должна была привести войска к победе. Но не привела.

В 1911 г., анализируя общие причины поражения России в войне с Японией, эксперт в области русской разведки В. Клембовский писал: «Мы не знали японцев, считали их армию слабой и плохо подготовленной, думали легко и быстро справиться с нею и… потерпели полную неудачу»¹⁴.

Военный министр России, затем главнокомандующий русскими силами на Дальнем Востоке генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин тоже придерживался подобного мнения: «… мы не оценили материальных и особенно духовных сил Японии и отнеслись к борьбе с нею недостаточно серьезно».

Война против Японии продемонстрировала и низкий уровень оперативной подготовки штабных офицеров русской армии, примитивно организовывавших так называемую «фланговую» разведку, которая позже стала называться разведкой боем. Она проводилась лучшими отобранными подразделениями, направлявшимися через линию фронта в тыл противника. Этот способ использовался тогда, когда отсутствовали любые другие возможности получения сведений о противнике.

Примерно около 8 (21) июня была выслана масса команд-охотников – от всего Восточного отряда свыше 10 команд; никто не возвратился. В безрезультатных охотничьих предприятиях было загублено не менее 15% офицеров и 10% солдат. В этих разведочных делах мы теряли не только лучших людей Восточного отряда, мы теряли веру в себя, мы постепенно приучили всех к неудачам, постепенно разучивались одерживать обеды…»¹⁵.

Русско-японская война не принесла славы русской военной разведке. Русская армия, впрочем, как и японская, сражалась на территории, принадлежавшей китайцам и корейцам, проигрывала одно сражение за другим. В итоге Россия отказалась от Маньчжурии и Порт-Артура и даже признала японской территорией Южный Сахалин.

Сохранившиеся в архивных документах примеры свидетельствуют, что русские военные разведчики стремились максимально использовать свои возможности для добывания сведений о противнике. Но, видимо, они, во-первых, были не подготовлены к действиям в войне против Японии, а во-вторых, несомненно, понимали, что война, в которой они вынуждены были принимать участие, была несправедливой как с той, так и с другой стороны. Такие мысли сил не прибавляют.

Выполняя задания командования, многие военные разведчики русской армии погибли в тылу противника. К сожалению, имена большинства из них так и остались неизвестными.

__________________________________________________

¹Сергеев Е.Ю. Военная разведка России в борьбе против Японии 1904-1905 гг. - М., 2010. - С. 15.

²Золотарев В.А., Саксонов О.В., Тюшкевич С.А. Военная история России. - М., 2001. - С. 441.

³Лобов В.Н. Генеральный штаб Вооруженных Сил России. - М., 2002. - С. 298-299.

⁴Алексеев М. Военная разведка России. От Рюрика до Николая II. В 4-х кн. - М.: Русская разведка. 1998. Т. 1. - С. 142.

⁵Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. 3-е изд. - М., 1998. - С. 151.

⁶Русско-японская война 1904-1905 гг. Материалы по работе Военно-исторической комиссии Генерального штаба. - СПб., 1910. Т. 1. - С. 105.

⁷Мартынов Е.И. Воспоминания о японской войне командира пехотного пола. - Полоцк, 1910.

⁸Звонарев К.К. Агентурная разведка. - М., РУ штаба РККА, 1929-1931. Т. 1. Русская агентурная разведка всех видов до и во время войны 1914-1918 гг. Т. 2. Германская агентурная разведка до и во время войны 1914-1918 гг.

⁹Очерки истории российской внешней разведки. - М., 1996. - С. 193-194.

¹⁰РГВА. Ф. 400. Оп. 4. Д. 319. Л. 96.

¹¹Буянов А. Предмет детального изучения // Морской сборник. 1995. № 3. С. 91.

¹²РГВИА. Ф. ВУА. Д. 27224. Л. 46-52.

¹³Отчет о деятельности мукденского военного комиссара Генерального штаба полковника Квецинского. См. РГВА. Ф. ВУА. Д. 29093. Л. 77-78.

¹⁴Клембовский В. Тайные разведки (Военное шпионство). - СПб., 1911. - С. 9-10.

¹⁵Свечин А.А. Русско-японская война 1904-1905. - Ораниенбаум, 1910. - С. 14.

Владимир Лота, доктор исторических наук

• ЛИКВИДНОСТЬ
• ИНФОРМАЦИОННАЯ MRP II СИСТЕМА