ПИКВИК

ПИКВИК (англ. Pickwick) - герой романа Ч.Диккенса «Посмертные записки Пиквикско-го клуба» (1836-1837). Этот первый из знаменитых героев Диккенса (авторитетные источники называют его самым популярным) был задуман как персонаж своеобразного комикса, рассказа в картинках, причем на спортивную тему. Эволюция образа П.- пример нарушения первоначального замысла - ситуации, когда увлеченный автор радостно «пошел» за своим героем. П., который поначалу только карикатурен - толстенький, нелепого вида лысый джентльмен в очках, «теоретик колюшки» и праздный путешественник, в процессе повествования обретает все более индивидуализированные черты, новое неожиданное обаяние. Конечно, как всякий герой Диккенса, П. описан с необходимым художественным преувеличением, доминанта которого по ходу рассказа меняет направленность: если в первых выпусках это был воплощенный болван, то в финале - олицетворение доброты и благости. Короля делает окружение, и с появлением в романе Сэма Уэллера в образе П. определяющим становится героическое качество. Его скромность, честность и великодушие не скрадываются общей гротескностью повествования, порядочность и незащищенность от происков врагов - абсурдностью ситуации (например, эпизод с покушением на его свободу неудачливой «невесты»). Юмор и лукавство, свойственные роману в целом, в отношении П. все больше наполняются лиризмом благодаря образу Сэма Уэллера, его верного слуги-философа, автора бессмертных афоризмов, признанного выразителя подлинно народного английского сознания. П. и его слуга - не случайно их объединяет общее имя - образуют устойчивую дихотомию «хозяин - слуга». Они относятся к категории парных героев и подобны в этом смысле Дон Кихоту и Санчо Пансе, мольеровским Дон Жуану и Сга-нарелю, Королю Лиру и Шуту. Непосредственное влияние пары Пиквик - Уэллер можно обнаружить и в современной английской литературе, например толкиеновские Фродо и Сэм. Отношения между такими героями складываются по принципу тандема: структурно и концептуально дополняя друг друга, они образуют необходимое художественное единство.Функционально такие пары отличаются, скажем, от парных вариаций «слуга - хозяин» из «Трех мушкетеров» (Д'Артаньян - Планше, Атос - Гримо, Арамис - Базен, Портос - Мускетон), где слуга всякий раз - сниженный до фарса образ хозяина. Сэм Уэллер сознательно выбирает себе хозяина, чтобы сначала опекать его, когда тот вместе с группой единомышленников совершает что-то вроде идиллического путешествия по провинциально-уютной Англии; потом оказаться возле него в дни нелепо-величавой эпопеи тюремного заключения, наконец, чтобы поставить свое личное счастье в зависимость от возможности находиться возле П. Его преданность оправданна: «великий П.» - мягкий и стеснительный, но прежде всего бескорыстный, деликатный и доброжелательный человек, полностью поглощенный устройством счастья своих ближних, благотворно влияющий на окружающих, подталкивающий к исправлению даже таких отпетых, природных мошенников, как Джингль и Джоб Троттер. В какой-то момент комичность его натуры оказывается условностью, формой, маскирующей трогательно-беззащитное, наивное, но исполненное достоинства и благородства существо. С появлением преданного слуги П. перестает быть шутом - вместо него эту роль выполняет Сэм, что дает возможность персонажу в ином ключе обнаружить истинно героические черты: великодушие, простоту, нравственную цельность, способность сохранять человеческое достоинство в любой ситуации. По тонкому наблюдению Честертона, «Сэм Уэллер воплощает веселое знание жизни, Сэмюэл П.- еще более веселое неведение... Диккенс выразил очень глубокое чувство, порождавшее веру в святость детей, когда поставил наверху того, кто слабей и простодушней. И сметливость и наивность прекрасны; обе они забавны. Но сметливость должна быть служанкой, наивность - госпожой». Пикивикисты - и прежде всего сам мистер П.- отстаивают право на трепетно-серьезное, уважительное отношение к тихим, обыденным радостям жизни. Но типологическая близость пары П.- Сэм Уэллер к их знаменитым прообразам позволяет еще ярче обнаружить в романе Диккенса не только возвышенно-романтический дух сервантесовских приключений, но и философскую глубину бездонной шекспировской трагедии.