История философии

ПАТНЭМ ХИЛАРИ (Р. В 1926)

американский философ и логик. После защиты докторской диссертации (Лос-Анжелес, 1951) П. преподаватель в Принстоне, профессор кафедры философии науки Массачусетского технологического института (1961-1965) и профессор математики и математической логики Гарвардского университета (с 1965). Член Американской академии искусств и наук, национальных ассоциаций символической логики и философии науки, избирался президентом Американской философской ассоциации. Основные сочинения: *Философские записки* (т. 1 *Математика, материя и геометрия*, 1975; т. 2 *Разум, язык и реальность*, 1975; т. 3 *Реализм и разум*, 1983), *Смысл и моральные науки* (1978), *Разум, истина и история* (1981), *Множество лиц реализма* (1987), *Представление и реальность* (1989), *Реализм с человеческим лицом* (1990), *Прагматизм: открытый вопрос* (1992), *Возрожденная философия* (1992, 1993), *Слова и жизнь* (1994) и др. Основные проблемы философского творчества П. сводимы к следующим: что представляют собой референты абстрактных идей? Может ли *объективность*, оставаясь тождественной самой себе, зависеть от духа? Выступая до середины 1980-х представителем аналитической программы в философии, П. впоследствии подверг резкой критике ряд ее принципиальных положений. В работе *Разум, истина и история* П. сформулировал нетрадиционную гносеологическую позицию, обозначенную им как *внутренний реализм* (позже *реализм с человеческим лицом* и *естественный реализм*). По мысли П.: а) мир не состоит из фиксированного множества независимых от сознания объектов, мы фрагментируем на них мир, вводя ту или иную концептуальную схему; б) истина есть определенный вид идеализированной рациональной приемлемости, критериями которой выступают операциональная применимость, когерентность, простота, внутренняя непротиворечивость и т.д.; в) возможно множество истинных описаний мира. Согласно П., *простота и когерентность, а также другие подобные вещи суть сами ценности... часть нашей целостной концепции человеческого процветания...* Наука предполагает рациональность: *подлинная деятельность по отысканию аргументов о природе рациональности предполагает более широкую концепцию рациональности, чем концепция лабораторной проверяемости. Если нет фактической истины о чем-либо, которую можно было бы проверить выведением предсказаний, то нет и фактической истины относительно философского утверждения, включая и это данное. С другой стороны, любая концепция рациональности... должна включать также многое из того, что туманно, плохо определимо... Страх перед тем, что не может быть *методологизировано* это не что иное, как фетишизм...*. Истина и рациональность у П. не тождественны друг другу (*опытные ингредиенты конкурируют в познании ... нет ингредиентов помимо тех, что смоделированы концептуальным образом ... нет ингредиентов, которые можно интерпретировать, не делая концептуального выбора*). Объекты здравого смысла (*деревья и стулья*), с точки зрения П., суть *образцы реального*, в то время как объекты, существование которых обосновывается истинными научными теориями, оказываются предметом соответствующих конвенций. В отличие от электронов и генов, априорных истин в реальности нет. (Согласно П., теория, рассматривающая мир независимо от познающего разума, возможно и сохраняет сей мир, но исключает возможность понимания каков он.) Геометрия Эвклида есть геометрия конечного пространства, как эмпирическая теория она синтетична. Математическое знание подвержено корректировкам, оно *квазиэмпирично*. По мысли П., придание смысла процессу становления теорий, их конкуренции, их фальсифицируемости как методу их производства осуществимо лишь в контексте положенности некоей внелингвистической реальности (по отношению к которой язык имеет статус микрокосма): *есть внешние факты, и мы способны сказать, каковы они; но мы не в состоянии сказать, каковы они вне концептуального выбора*. С точки зрения П., о *фактах*, не созданных нами, допустимо рассуждать каким-то определенным образом лишь после выработки соответствующих языковых средств, сопряженных с ними способов выражения и некоей концептуальной схемы. В русле рассуждений П., необходимо отказаться от *картезианского* представления о природе ментального в качестве некоей сферы взаимодействия между когнитивными способностями человека и объектами внешнего мира. Чувственный опыт не есть пассивная регистрация объектов мира нашим сознанием, он, по П., является *переживанием, живым существом в своем опыте различных аспектов мира*. П. предлагает поставить мысленный эксперимент: злодей-ученый с помощью суперкомпьютера подает на нервные окончания отделенного от тела человека мозга всевозможные сигналы, создающие у того /мозга А.Г./ полную иллюзию реальности. Как возможно, спрашивает П., доподлинно определить, не являемся ли мы все *мозгами в чане*. Или, с другой стороны, если мы мозги в чане, способны ли мы сказать или попросту подумать о себе как о мозгах в чане. Очевидно, по П., что возможная истинность этой ситуации делает ее ложной. Согласно П., отношение слов к реальности неоднозначно. Мозг без носителя способен использовать общие с людьми слова, но не может адресовать их к тем же вещам, что и мы. П. утверждает: *Если возможный мир действительно реален, а мы не мозги в чане, то, говоря о ситуации вивисекции мозгов, мы имеем в виду образ *мозги в чане* или нечто подобное (при условии осмысленности). Часть гипотезы о нас как о мозгах в чане предполагает в нас нормальных людей (с другой стороны, быть реально в чане с мозгами не может быть частью галлюцинации). Иначе, если мы и в самом деле суть мозги в чане, то высказывание *мы мозги в чане* будет ложным. Поэтому подобное предположение не может не быть ложным*. По мысли П., данная ошибка кроется в самой теории референтов, согласно которой *лишь некоторые мысленные репрезентации необходимым образом соотносятся с отдельными внешними вещами или типами вещей*. П. является одним из авторов *новой теории референции*, противостоящей двухкомпонентной трактовке значения (референт экстенсионал, смысл интенсионал). В границах данной теории принято полагать, что референция важнейших категорий языковых выражений не определяется и не обеспечивается систематически смыслом как таковым. По мысли собственно П., значение термина несводимо к его экстенсионалу: первое для П. суть *вектор*, образованный несколькими компонентами, отражающими различные аспекты использования указанного термина (описание стереотипа, синтаксические и семантические маркеры и т.п.). Смысл термина не принадлежит отдельному человеку, он относится к сообществу тех, кто владеет данным языком. Общее, присущее всем правильным употреблениям, конституирует относительно стабильное *ядро* значения, выступающее *центром конвергенции* для всех исторически изменчивых значений данного термина. Таковая инвариантность фундирует преемственность и сопоставимость в процессах эволюции научной терминологии. Как полагает П., *как хорошо понимал Кант, то, что универсум физиков не учитывает, не включает, пропускает, это и есть та самая действительная вещь, которая устраивает так, что универсум становится возможным для нас, или создает то, что делает для нас возможным построить этот универсум из наших *чувственных побуждений (стимуляций)* интенциональной, оценивающей, соотносящей работы *синтеза*. Я полагаю, таким образом, что без оценок мы не можем располагать миром мы попросту не имеем его*.