Энциклопедия «Слова о полку Игореве»
ПОВТОРЫ В "СЛОВЕ"
. П. — система худ. приемов, играющая большую роль в идейно-смысловой и композиц. организации текста.
125
К П. относятся как дословно повторяющие друг друга рефрены, восклицания, зачины, так и слова, маркирующие цепи логически следующих друг за другом предложений, а также близкие по смыслу, но не совпадающие текстуально, синтаксически симметричные фразы, целые фрагменты, экспрессивно и семантически осуществляющие связь отд. мест произведения.
Мн. исследователи, занимавшиеся проблемами худ. своеобразия С., так или иначе останавливались на П. в его тексте (напр.,В. П. Адрианова-Перетц,Н. К. Гудзий,Н. А. Мещерский). Но существуют работы, в которых П. С. рассматриваются специально.
Вероятно, первые наблюдения относительно П. в С. сделаныМ. А. Максимовичемв лекциях 1835. Он остановился прежде всего на тематич. П., выражающем основную мысль произведения, — обращении к Русской земле. Отмечает он и повторяющуюся формулу — «ищучи себе чти, а князю славы», выражающую ратный дух героич. рыцарской песни, и повторение самой темы песни — от упоминания песенного творчества Бояна до жен. песен — готских дев, рус. жен, Ярославны. Жен. пение выступает как средство выражения обществ. чувства. Таким образом, Максимович связывает П. с идейным смыслом произведения. В особом разделе «О повторениях» он рассматривает отд. виды П. как худ. прием. Это заимств. из нар. поэзии постоянные эпитеты, которые применяет автор не от бедности яз., но, скорее, «от верности воображения»; он обращается к привычным любимым краскам от желания обозначить предмет по его гл. свойству. Повторение речей также составляет, по мнению Максимовича, красоту С. Перечисляет он и самые очевидные П. — «пить Дон шеломом», «О Руская земле! уже за шеломянем еси», «А Игорева храбраго плъку уже не кресити», воззвания к князьям Святослава и зачин в плаче Ярославны.
В. Ф. Ржигав работе 1925, посвящ.композицииС., разделив памятник на вступление, финал и три основные части, из которых первая и вторая (поход Игоря и его концовка и Сон Святослава и его «Золотое слово») делятся на 12 строф, а третья (Плач Ярославны) — на 8 строф, обратил внимание на повторяющиеся рефрены («ищучи себе чти, а князю славы» — в 1-й и 3-й строфе, «О Руская земле! уже за шеломянем еси» — во 2-й и 5-й строфе), на заключит. восклицания и начальные запевы. Иногда рефрен становится антитезой рефрену предыдущей строфы — напр., в «Золотом слове» Святослава после третьего, последнего, обращения к князьям постоять «за землю Рускую, за раны Игоревы» следует пассаж о полоцких князьях, завершающийся сетованием по поводу княж. междоусобиц: князья своими крамолами наводят поганых «на землю Рускую, на жизнь Всеславлю». Роль таких же П. играют симметрично построенные диалоги — Игоря с Донцом, Кончака с Гзаком. Предлож. Ржигой интерпретация роли П. дает возможность установить принцип структуры памятника, выяснить, что композиц. единицы С. отличаются не только худ. законченностью, но и формальной завершенностью. Сложное переплетение рефренов связывает строфы не только внутри одной части, но перекликается со строфами др. частей, подчас далеко отстоящих друг от друга. Так, во вступлении и заключении симметрично расположены «припевки» Бояна. Система П. в С. определяет завершенность и красоту его композиции.
И. П. Еремин, исследуя в 1950 жанр С., находит в нем все основные типы П., характерных для практики худ. красноречия XII в.
126
К ним относятся — чередование предложений одной и той же синтаксич. конструкции; однотипные П., в которых чередуются сказуемые при одном подлежащем, в этом случае глаголы часто имеют однозвучные окончания. Иногда при чередовании однотипных предложений глаголы с одинаковыми приставками или окончаниями располагаются симметрично, по два в каждом ряду. Характерны для С. анафорич. П. первого слова (ту, уже, тъй, тогда, были и др.). Повторяются не только отд. слова, но и целые словосочетания, буквально или почти буквально воспроизводящие друг друга. Иногда такие словосочетания носят характер рефрена, замыкающего собой тот или иной схожий по содержанию с предшествующим эпизод произведения. П. приводят не только к явному ритму, но и к морфологич. рифме в С.
Большое место уделено П. в монографии чеш. ученогоС. Вольмана. В главе, посвящ. худ. особенностям С., приведен полный реестр П. и отмечено их разнообразие — по месту в тексте (анафоры,эпифоры, анэпифоры, апанафоры); П., построенные на синтаксич. параллелизме, и связанную с нимэвфонию; повторяющиеся вводные формулы и служебные слова, повторения в концовке текста. Вольман констатировал важность приема П., их роль в организации содержания произведения, однако связь системы П. с содержанием не исследовал.
Связь П. с композицией и содержанием С., их роль в замедлении повествовании, в переплетении тематич. и смысловых сегментов, образующих искусно построенную ткань произведения, исследовал в 1972 нем. ученый Й. Клейн. В его формализов. построении композиция С. рассматривается как сложная связь мотивов «странствий во времени».
П. наиболее подробно изучены в работахН. С. Демковой(1979, 1980, 1988), положившей в основу принципы подхода к тексту, предлож. Ржигой и Ереминым. Демкова обращает основное внимание на роль П. в композиц. строении памятника и на их значение для понимания смыслового и идейно-худ. замысла автора. Исследовательница отмечает многообразие видов и функций этого приема. По утверждению Демковой, «повторы — это особая система, которая просматривается на всем протяжении текста „Слова“ и на разных уровнях его структуры — стилистическом, образном, тематическом» (Проблемы изучения... С. 84). Самостоятельные, на первый взгляд, части памятника связаны смысловым единством, выраженным и в П., делающих из произведения «единую поэму с единым героем» (по определению Ржиги). Сходные функции присущи героям С., «эпическим двойникам» —ИгорюиВсеволоду,СвятославуиЯрославне, ханамКончакуиГзаку, представляющим «симметрию персонажей». Демкова констатирует обилие тематич. П. и П. на сюжетном уровне — эпизодов, ситуаций, мотивировок, замедляющих развитие действия. Очевидным примером тематич. П. является речь князя Игоря к дружине во время солнечного затмения перед выступлением в поход, три фрагмента которой заканчиваются одинаковой, но словесно не тождественной мотивировкой — желанием князя увидеть «синего Дону», «искусити Дону Великаго», «испити шеломомь Дону». Эта эпифорич. концовка служит «скрепой» для трех самостоят. частей, каждая из которых является вариантом одной и той же речи князя. П. в этом месте указывают на худ. логику расположения фрагментов, на наличие здесь двух повествований о выступлении Игоря в поход, данных в разном
127
стилистич. ключе. Эти соображения делают ненужной гипотезуА. И. Соболевскогоо необходимости перестановки в начале С. На основании др. П. в этом месте, слова «тогда», обосновывает эту же мысль о худ. цельности отрывка иБ. И. Яценко(см.Перестановки в тексте «Слова»). Исследует Демкова и группу П., основ. на метафорич. иносказании, напр. связанных с именем Всеслава Полоцкого, с описанием песенной традиции Бояна.
Анализу рефренов в С. уделено большое внимание в статье Демковой «Повторы в „Слове о полку Игореве“». Отмеченные предшественниками (Максимовичем, Ржигой, Ереминым, Вольманом) рефрены рассмотрены в ней не только как показатели ритмико-синтаксич. членения текста, но как «механизм», способствующий выявлению глубинного смысла С. Они не только делят, но и объединяют иногда далеко отстоящие друг от друга части, внутр. связь которых важна для раскрытия семантич. концепции памятника.
Д. С. Лихачевсчитает П. в С. приемом, типичным для памятников средневековой лит-ры, которой присущи анонимность, традиционность и церемониальность, использование цитат из др. произведений. Повторяемость в древнерус. произведениях может быть как внешней, использующей др. соч., так и внутренней, включающей «различного рода переклички, в пределах самого произведения — рефрены, повторения образов, выражений, художественных приемов, отдельных слов и т. д.» (Поэтика повторяемости... По изд. 1985 — с. 237), что играет большую роль в С., автор которого прибегает к внутр. перекличке текстов, к «использованию одних и тех же образов, хотя бы и с некоторыми вариациями» (С. 238). П. в С. вызываются самим характером худ. системы, являются активным худ. ее элементом, организуют материал С. Значит. приемами худ. системы Лихачев называет отрицат. сравнения иметонимию— часть вм. целого. Именно в этих тропах он наблюдает традиционность и повторяемость. Лихачев приводит примеры различных видов повторяемости, отмечая не только общее эстетич. назначение, но и частные цели каждого: перечисления, повторения отд. слов и выражений, подчеркивающих длительность действия; рефрены, явные и скрытые, заключающиеся в повторении образов, а иногда отд. слов. Повторением являются и идущие подряд одинаковые синтаксич. конструкции. Элементом поэтики повторений выступают и постоянные эпитеты, применяемые автором С. в тех случаях, когда они осмыслены применительно к содержанию данного места («борзый» конь там, где необходима его быстрота; «вещий» Боян, когда важна его мудрость). Отд. служебные слова, часто употребляемые, ассоциативно связывают различные явления. Повторяются в С. и диалоги, и глаголы говорения («рече», «аркучи»). Упоминает Лихачев и о ситуационных повторениях, связанных с древнерус. ритуалом, возможно еще языческим (напр., местом действия становитсяберег). Большую роль играют повторения и в самой композиции памятника, в переходе от темы к теме, от настоящего к прошлому; по определенной схеме обращается Святослав (а с ним и автор) к князьям, Ярославна — к силам природы. Лихачев обращает внимание на то, что необходимо учитывать повторяемость в С. при внесении в его текст поправок. Особое место в теории П. у Лихачева занимают своеобразные «ситуационные антиповторы», где возникают прототипы будущих событий, их предчувствия в настоящем; приметы, благодаря
128
которым события воспринимаются в С. как сбывшиеся предчувствия («быти грому великому», «итти дождю стрѣлами съ Дону Великаго», «рѣкы мутно текуть» — образ надвигающегося несчастья). П. связывают в С. настоящее, прошлое и будущее. События похода Игоря при помощи различного вида П. вплетены в ход всей истории Руси.
Б. Гаспаровв книге., посвящ. поэтике С., касается П. в разделах о композиции произведения и о поэтич. функциях его яз. Анализируя памятник с точки зрения имманентной внутр. структуры его текста, применяя семиотич. подход, рассматривающий худ. произведение как знаковую структуру высокой степени сложности, исследователь приходит к выводу, что для С. характерны сложнейшие переплетения образов, многомерная симметрия композиц. конструкций, далеко превосходящих по сложности элементарные рефренные построения. Композиц. П. Гаспаров наблюдает и в симметрич. построении эпизодов, и в формальном и смысловом параллелизме отд. частей (напр., в двух частях Сна Святослава). Наличие зеркальной симметрии в экспозиции и репризе произведения позволяет Гаспарову предложить объяснение «темного места»: «Рекъ Боянъ и ходы на Святъславля...». Он считает, что «фраза „пѣстворца стараго времени Ярославля“ контаминирует такие выражения вступления, как „пѣсь творити“ (с тем же необычным написанием главного слова!), „старому Ярославу“ и „соловию стараго времени“. „Ходы“ Бояна, возможно, соотносятся с волшебными перемещениями Бояна и его перстов, изображаемыми во вступлении» (Поэтика... С. 217). Отмечая роль рефренов, Гаспаров указывает, что с их помощью замыкаются и соотносятся между собой внутр. разделы С. (Эти выводы близки к выводам работы Ржиги о композиции С., которую, как ни странно, Гаспаров в своей книге не упоминает, см. список лит-ры на с. 382). Зеркально-симметрич. построение в С. является устойчивым худ. приемом (напр., описание побега Игоря из плена содержит те же мотивы, что и картины ночного похода и ночи перед битвой). Подобная композиция имеет, по мнению Гаспарова, вполне определенную поэтич. функцию — символически отражает основную идею произведения: мифол. цикличность гибели и спасения, ухода в потусторонний мир и возвращения в мир живых, что соотносимо в С. со взятием Игоря в плен (смерть) и возвращением его из плена (воскресение).
Тему П. развивает в своей статьеТ. М. Николаева. В сфере ее внимания не только собственно П., но противопоставления-антитезы, которые также объединяют и скрепляют текст. По словам исследовательницы, «в задачу анализа художественного произведения методами лингвистики текста входит установка на дешифровку, на выявление неочевидных смысловых характеристик». Чтобы разобраться в «смысловых ассоциациях» С. и возникающих «сверхсмыслах», Николаева делит памятник на два повествоват. пласта: первый — основной сюжет — о походе Игоря и второй — комм. к нему — сообщение о событиях прошлого, отступления лит.-полемич. или эмоц. характера. К первому пласту относятся противоположности: 1) русские — половцы; 2) человек — окружающая его природа; 3) свет — тьма; 4) веселие — туга. Второй пласт включает в себя сферу прошлого в трех ее реализациях: 1) прошлое соотносится с прошлым же; 2) время Игоря и сам Игорь соотносится со временем др. князей и с самими этими князьями; 3) соотносятся и противопоставляются автор С. и Боян.
129
По наблюдениям Николаевой, система антитез-скреп характеризует основной сюжет С.; комм. же присущи П.-переклички. Зеркальность архитектоники основного сюжета опирается на центр. поворотный пункт — мольбу Ярославны к трем обожествл. стихиям — солнцу, ветру и воде. Эта мольба поворачивает ситуацию, меняет плюсы на минусы.
Положения автора подкреплены анализом многочисл. примеров, демонстрирующим движение от формы к смыслу и доказывающим многообразие и сложность как антитез, так и собственно П. Так, примером антитез являются обращения князя Святослава Всеволодовича к князьям и Ярославны к обожествл. силам природы, построенные по одинаковой модели: «Ветер веет в вышине под облаками, лелеет корабли на синем море. Он мечет хиновские стрелки на своих легких крыльцах на воинов милого лады. А Ярослав Галицкий мечет тяжести через облака, стреляет с отня злата стола салтана за землями; великий князь Всеволод может посуху живыми шереширы стреляти» и т. д. — «князья в „Слове“ не слабее сил природы».
Др. видом реализации смысловых антитез-скреп является особый худ. прием, названный автором «контрастным распределением». Если вначале по отношению к Игорю и его войску применялся глагол «ехать», а о половцах говорилось как о бегущих, причем «неготовыми дорогами», то после мольбы Ярославны все меняется: князь Игорь из плена бежит («поскочи», «потече», «полете»), а половцы — Гзак и Кончак — едут по его следу. Система контрастного распределения прослеживается и в противопоставлении света тьме.
В статье рассмотрены и П. др. рода, скрепляющие текст. К ним относятся П.-цитаты, П. глаголов, имен, однокоренных слов, частиц.
Система глубинных П. и антитез-скреп сопровождается в тексте С. и более поверхностными звукописными П., дополняющими скрепы лексические и лексико-фразеологические. Николаева выделяет четыре основных типа звукописных П.: 1) инициали — сопровождающие звуковые комплексы начала слова; 2) темы — звуки, связывающие группы слов; 3) фуги — движение по тексту некоторой совокупности звуков, выполняющих функции звукоподражания; 4) анаграммы — обычно связанные с именами князей и сопровождающими их определениями.
Основываясь на всех предшествующих работах и наблюдениях над П. (Максимовича,П. П. Вяземского, Еремина, Демковой, Лихачева, Вольмана,Р. О. Якобсонаи др.), Николаева в своем формализованно-лингвистич. анализе раскрывает новые возможности и аспекты изучения темы, сделав попытку «разгадать некие неявные смыслы, заложенные и скрытые в самом тексте».
Лит.: Максимович М. А.«Песнь о полку Игореве»: Из лекций по русской словесности, читанных 1835 года в Университете св. Владимира // Собр. соч. Киев, 1880. Т. 3. С. 517, 520—521, 530—532, 554—557 (см. также: ЖМНП. 1836. Т. 10, № 4, 6; 1837. Т. 13, № 1);Ржига В. Ф.Композиция «Слова о полку Игореве» // Slavia. Praha, 1925. Roč. 4. Seš. 1. S. 44—62;Еремин И. П.«Слово о полку Игореве» как памятник политического красноречия Киевской Руси // Слово. Сб. — 1950. С. 117, 120—123;Wollman Sl. Slovo o pluku Igorovĕ jako umĕlecké dilo. Praha, 1958. S. 66—99;Адрианова-Перетц В. П.«Слово о полку Игореве» и памятники русской литературы XI—XIII веков. Л., 1968. С. 37—38;Klein J. Zur Struktur des Igorlieds. München, 1972;Яценко Б. И.Солнечное затмение в «Слове о полку Игореве» // ТОДРЛ. 1976. Т. 31. С. 120;Мещерский Н. А.Из наблюдений над текстом «Слова о полку Игореве» // Вест. ЛГУ. Л., 1976. № 4. Вып. 3. С. 82, 86;Демкова Н. С.1) Повторы в «Слове
130
о полку Игореве»: (К изучению композиции памятника) // Рус. и груз. средневековые лит-ры. Л., 1979. С. 59—73; 2) Проблемы изучения «Слова о полку Игореве» // Чтения по древнерус. лит-ре. Ереван, 1980. С. 82—97; 3) Поэтика повторов в древнеболгарской и древнерусской ораторской прозе X—XIV веков // Вест. ЛГУ. Л., 1988. Сер. 2. № 16. Вып. 3. С. 25—34;Лихачев Д. С.Поэтика повторяемости в «Слове о полку Игореве» // РЛ. 1983. № 4. С. 9—21 (то же:Лихачев. «Слово» и культура. С. 234—253);Гаспаров Б. Поэтика «Слова о полку Игореве». Wien, 1984. С. 47, 61—63, 66, 71—72, 163—164, 214—235, 237—259;Николаева Т. М.Функционально-смысловая структура антитез и повторов в «Слове о полку Игореве» // Слово. Сб. — 1988. С. 103—124.
М. Д. Каган